Флик вдруг опомнилась и тут же отвела глаза. Впрочем, ненадолго. Сколько ни пыталась переключаться, все одно: в итоге неизбежно задерживала взгляд на госте. Он же этого будто и не замечал.
В конце концов любопытство пересилило.
– Еще что-нибудь? – на удивление робко спросила Флик и убрала его пустой стакан в посудомойку.
Мужчина с улыбкой поднял глаза.
– Хотел еще «Аднамса», да стакан забрали, – ответил он, и щеки Флик вспыхнули краской. – А сами не хотите? Я угощаю.
Вежливо отказавшись, она поискала новую тему.
– Вы местный, приезжий?
– Живу в конце пляжа. Недавно вернулся из Лондона.
– Из какой его части?
– Да все ближе к западу: Кенсингтон, Ноттинг-Хилл и тому подобное… Знаете районы?
– Не очень. – Флик была с юга, но вот Ноттинг-Хилл исходила вдоль и поперек, наводя справки о Кристофере. Там он раньше проживал. – Я там училась.
– На кого?
– На экономиста.
Карчевски уверил, что в архиве Лондонского финансово-экономического института лежит ее полное досье. Оценки, характеристика – даже сфабрикованные фото.
– Экономика, значит?.. Дайте угадаю: сколотили состояние на бирже и теперь сибаритствуете?
– В баре-то на полставки? Хорошо придумали.
– Я Элайджа.
Обменялись рукопожатиями. Имя ничего. Греет душу своей библейскостью[21].
– Что пишете? – Она кивнула на его блокнот с ручкой – атрибуты непривычные на фоне вездесущих планшетов.
– Да ерунду всякую. – Он закрыл блокнот.
– Застеснялся наш Элайджа, – съязвила Флик.
– Угостить, значит, не даете… А поужинать как-нибудь согласитесь?
Она несколько растерялась от такой прямоты.
– С-спасибо, конечно, но… нет.
– Что, вот так в лоб? Даже отговорку не сочините? – съехидничал он в ответ. – Ни тебе «я в отношениях», ни «только рассталась»?
Кольнула совесть. Что греха таить, Элайджа ей понравился, только вот кто он такой на самом деле? Без полного имени его не «прогуглить»… да и на чем «гуглить», если из гаджетов одна «раскладушка»? Риск слишком велик. К тому же всякая привязанность запрещалась протоколом.
– Да, вот так в лоб. Без обид.
– Тогда – за честность, – сказал Элайджа и одним духом махнул пинту.
Вошли новые гости, и Флик направилась принять заказ в другой конец бара, – а когда решилась мельком взглянуть на Элайджу, его уже и след простыл. Сердце сжалось. Она подошла к его табурету и вдруг заметила на нем клочок бумаги, который тут же потянулась развернуть. Это оказался эскиз ее лица, при этом фантастически точный: и веснушки – скрыла ведь их макияжем! – и даже едва заметный рубец на проколотом в юношестве ухе.
Флик убрала рисунок в карман, чувствуя, как по всему телу растекается тепло.
Глава 27
Чарли, Манчестер
– Приятель, ты где так поранился? – Майло пораженно уставился на красный поперечный разрез на ноге Чарли.
Утром из головы напрочь вылетело ее забинтовать. Не вспомнил Чарли о ноге, даже когда переодевался перед матчем семь-на-семь.
– Да так. – Он отвернулся к кафельной стене душевой. – С велика упал на колючую проволоку.
– Где ж ты ее нашел?
– Есть там где-то вдоль канала один недострой, точно место уже не вспомню.
– Паршиво выглядит. Противостолбнячную бы вколоть…
– Да все нормально, даже не болит. – Лучше было свести все к шутке. – А ты, случайно, не на член мой пялился?
– Вот еще, размечтался! – усмехнулся Майло.
На деле же не было никакой колючей проволоки. Был осколок от стакана, разбитого неделей раньше, от которого Чарли все не мог избавиться. Он вставал в ванну и в предвкушении сжимал стекло в руке с мыслью, что вот сейчас, сейчас почувствует! Не чувствовал. Ни мандража, ни энтузиазма, ни грусти – даже никакого облегчения, когда все кончалось.
И все же каждые пару дней он стабильно резал себя. Новый Чарли сжег мосты, и все же втайне чаял отыскать в душе рыскающую тень старого – может, хоть она даст ответ, человек ли он еще?
– Дашь шампунь? – попросил Майло. Чарли передал тюбик. – Вечно у тебя он в маленьких бутылочках. Гостиницу, что ли, ограбил?
Чарли никому из новых друзей не рассказал, что живет в «La Maison du Court». Посыпались бы расспросы, как это с жалованьем чуть-чуть выше прожиточного минимума можно позволить себе люкс в манчестерском отеле? Что-что, а совесть его уж точно не мучила. Жила ли она еще в нем? Трудно сказать. В любом случае, врать оставалось максимум неделю, а там он переедет в квартиру с двумя коллегами. Может, хоть старая добрая рутина приведет его в чувство…