— Дьявол! — Мэри отползала от них, указывая пальцем на Томми. — Дьявол, сгинь… Pater Noster…
— Мэри, — пролепетала Дженни, — это же я, а это — Том…
— Дьявол… Дьявол и ведьма… Ты не Дженни, ты — ведьма, ты пьешь кровь! Ты привела карликов!
Мэри вскочила, от ее щегольской юбки осталось несколько лоскутов, полные белые бедра были в потеках запекшейся крови. Дженни неуверенно шагнула вперед, Мэри с воплем «Не подходи!» бросилась бежать. Дженни сжала зубы и помчалась в другую сторону. К дому, которого не было. Сколько раз после очередной выволочки ей приходила в голову подлая мысль, что, будь она совсем одна, она бы и дня в Сент-Кэтрин-Мид не осталась. Теперь она была свободна. У нее не было ни дома, ни брата, ни мамы.
Дженни стояла и тупо смотрела на пожарище, когда послышались грубые голоса. Несколько мужчин орали песню на чужом языке. Они были пьяны — Дженни достаточно прослужила на постоялом дворе, чтоб отличать пьяное веселье от настоящей радости.
В Сент-Кэтрин-Мид кто-то был, и этот кто-то был бедой и смертью. Дженни не поняла, как выскочила из разоренной деревни, как умудрилась обойти чужаков, горланивших песни на пожарище. Пробравшись сквозь зеленую изгородь, девушка бросилась к лесу, третий раз за день повторяя один и тот же путь…
2
— Мой государь, — граф Бэнки поклонился, проклиная выступившую на лбу испарину, — дурные известия.
— Дурные известия? — переспросил Его Величество Дункан Первый. Он всегда переспрашивал, когда хотел собраться с мыслями. — Откуда?
— Нападение, — выдохнул Бэнки и осекся, поймав мрачный взгляд.
— Кто посмел? — Ноздри Дункана угрожающе раздулись.
— Ледгундцы! — пробормотал лорд канцлер. — Ледгундцы, каррийцы и куиллендцы. И еще гномы. Они сговорились…
— Этого не может быть! — рявкнул Дункан, и Бэнки сжался в комок. Он приходился королю родичем, но это ничего не значило. Дункан запросто мог послать его на плаху, чтоб, укрепив дух зрелищем отрубленной головы, вернуться к сути донесения.
Его Величество стоял у камина, широко расставив толстые ноги и уперев руки в бедра. В молодости король был очень хорош собой, но дурные привычки и любвеобильность свое дело сделали. К сорока годам Дункан Дангельт превратился в груду сала, но продолжал считать себя неотразимым, и для этого у него были все основания: еще ни одна дама или девица не посмела отвергнуть монаршую любовь. Дункан сидел на троне девятнадцать лет, и все эти годы его подданные, вставая утром, не знали, доживут ли до вечера. Рубить головы тем, кто ему не нравился, король умел отменно, но воевать ему не доводилось, особенно с гномами.
При мысли о подгорных жителях Бэнки стало зябко. Вторжение не было неожиданным, еще дед Бэнки говорил, что недомерков расплодилось слишком много, а копи Петрии велики, но не бесконечны. Когда пчелам тесно в улье, они роятся, когда гномам тесно под землей, они воюют.
Железный рой, легендарный гномий шарт… Его еще никто не разбивал, по крайней мере, никто из людей. Хроники рассказывают, что происходит, когда гномы вырываются на поверхность. Опьянев от света, простора, свежего воздуха, они железной лавиной идут вперед, грабя, убивая, насилуя. Низкорослые, дорвавшиеся до дармового пива и мяса здоровяки не пропускают ни одной женщины. Им, всю жизнь корпевшим в подземельях, добывавшим, ковавшим, продававшим, нравится разрушать построенное другими. Именно так пали Магальпия и Вельта. Спустя два века пришел черед олбарийцев, но их спасли эльфы Изумрудного острова, по известной лишь им причине пришедшие на помощь смертным соседям.
Дивный народ ничего не просил взамен, просто в день, когда людей оставила надежда, в Йенну вошли белокрылые корабли, полные воинов в легких серебристых доспехах. Мечом и магией эльфы осадили обезумевших гномов, уцелевшие в битве у Эксхема уползли под землю зализывать раны, а сын эльфийского полководца взял в жены дочь эксхемского тана. Их сын стал первым королем единой Олбарии. Доаделлины правили страной пятьсот лет, они были ее мечом и щитом, сорок восемь лет назад их не стало…
Второй король новой династии оторвался от созерцания то ли собственных сапог, то ли собственного брюха и буркнул:
— Подробнее!
Пронесло! Дункан займется не дурными вестниками, а дурными вестями.
— Ваше Величество, утром четвертого дня в устье Йенны высадилась ледгундская армия. Туда же, на соединение с лягушатниками, подошли каррийцы. В тот же день куиллендцы перешли перевалы Гак-Дори и Гак-Роннован и двумя клиньями ударили на Коллсвери, а гномы вышли из Петрии и движутся на Лоумпиан. Нет сомнения, что они в сговоре, а каррийцы всегда готовы предать.
Эх, зря он это сказал, ведь именно каррийцы возвели на престол отца Дункана, ударив в спину Эдмунду Доаделлину. Победители назвали предательство подвигом, каковой каррийцы при первом же удобном случае не замедлили повторить.
— Этого не может быть. — Лицо короля медленно наливалось кровью. — Якш — наш союзник… Он заключил договор…
Разумеется, заключил. И получил Сигурдовы выработки, но Феррерс осталась за людьми, а недомерки на нее давно зарятся.
— Ваше Величество! Когда гномы выходят из пещер и идут искать новые земли, их владыка над ними не властен. У них новый предводитель, который желает стать королем новых мест.
Отец Дункана тоже желал стать королем, а соседи ему помогли. Ледгундия и Якш… Гномы живут долго, подгорный правитель уже тогда знал, когда его подданные сорвутся с цепи. Если бы гномы, памятуя о древнем поражении, не рискнули выбраться из своих пещер, они бы принялись резать друг друга и трон старого хитреца зашатался бы. Вот Якш и сговорился с врагами Доаделлинов, страх перед которыми был длиннее пресловутых гномьих бород.
Старую династию уничтожили руками людей, получивших от подгорного короля золото и оружие. Дед Бэнки был одним из тех, кто взял гномье золото и ударил в спину последнему из Доаделлинов. В благодарность Малкольм Первый сначала назначил его постельничим, а затем отрубил голову. С согласия своей матушки леди Бэнки, пожелавшей видеть графом не третьего мужа, а второго сына.
Царственный внук достойной леди хмуро оглядел ее же правнука.
— Отправьте навстречу гномам де Райнора и Лэнниона и пошлите гонца наместнику Севера. Если он остановит куиллендцев — станет рыцарем Белой Цапли, нет — останется без головы. А вы, Майкл, соберете ополчение и отправитесь навстречу ледгундцам.
Легко сказать. Ополчение сползется не раньше чем через месяц, и еще вопрос, каким оно будет. Это Доаделлины в считаные дни поднимали всю страну, но кто по доброй воле станет защищать короля, обрезающего края монет и рубящего руки за охоту в королевском лесу?
Прибрежные лорды присягнут Ледгундии и не чихнут. Самые умные наверняка уже присягнули… Дьявол и Преисподняя, лорд Бэнки не самоубийца. Пусть Джеральд де Райнор ломает себе шею, Майкл Бэнки не столь глуп. Он выступит из Лоумпиана во главе ополчения, а потом сделает то же, что дед при Айнсвике. Зачем терять голову, защищая неблагодарную скотину, хоть и коронованную, если можно стать ледгундским графом? Дангельтам так и так конец: средняя Олбария достанется гномам, северная — куиллендцам, а побережье — ледгундцам.
— Ваше Величество, я сделаю все, что в моих силах.
— Этого мало. Вы разобьете ледгундцев и каррийцев или отправитесь на эшафот. А теперь ступайте…
Майкл Бэнки молча поклонился и направился к двери.
— Стойте.
Бэнки остановился, его спина покрылась холодным потом.
— Сначала прикажите приготовить мой корабль и перевезти на него малую сокровищницу…
3
Седой как лунь Лейси поворошил угли костра. Вечерело, ветер раскачивал ветви сосен, в темно-синем небе таял птичий клин.