— А насчёт Офелии я думаю. — Я резко услышала голос Майкла и даже содрогнулась. Из своих мыслей пришлось вылезти. — Что её подавили в семье, причём сделал это её отец. Поэтому она кажется такой безвольной марионеткой на протяжении всей пьесы. Гамлета она любит, но ещё она жертва тирана — своего отца.
Я впервые за всё время посмотрела на него. Почему он вдруг так подумал? С чем связаны у него ассоциации?
Что, ему тоже знакомо тиранство?»
Мы с Майклом, когда оставались вместе после уроков, часто обсуждали произведение, повторяли строчки, и однажды я поинтересовалась: а каким был папа? Почему Майкл тогда при совместном обсуждении вдруг завёл речь о тиранстве?
— Папа был замечательным, — серьёзно ответил Тёрнер, при этом поджав губы. — А вот дед…. Тот ещё… — Майкл вдруг оборвал речь, злясь. — Упокой, Господь, его грешную душу. Очень тяжёлый человек. Применял жёсткие методы воспитания, порол. Меня тоже так хотел воспитывать, но папа всегда заступался, когда был рядом.
— Но не всегда был рядом? — поинтересовалась я, вздрогнув.
— Но не всегда, — повторил Майкл. — У меня здесь еле заметный шрам остался. — Он приподнял футболку и дотронулся до места на боку. — Но со мной это происходило не так часто, как с папой. Под конец жизни дед вообще пожелал ему смерти, а потом сам умер от сердечного приступа. Дедушка поссорился со всеми, с кем только мог, перед кончиной. И его желание сбылось, только он не застал, два года спустя это случилось.
— Пожелал сыну смерти? — ужаснулась я. — За что?!
— У него совсем крыша поехала под конец жизни. — Майкл закатил глаза, продолжая сжимать челюсти. — Почему-то ему показалось, что в детстве мой папа неуважительно относился к своей маме. На это у деда был особый пунктик. Всегда учил, что к женщине должно быть особое отношение, уважительное. Он никогда не бил свою жену, а вот сына — часто. Странный выбор, конечно. «Майкл, девочки беспомощные, их всегда нужно защищать», — передразнил Тёрнер.
— Феминистки взбунтовались бы от таких слов, — осторожно рассмеялась я, стараясь разрядить обстановку, а то он помрачнел.
— «Майкл, не порть девочку, если кто-то не сделал это до тебя. Помни, что это ответственность, а иначе — подлость». Он такой был, старого закала. Жёсткий. Но очень во многом прав, особенно что касается морали. Ещё папа говорил, что дедушка во многом моралист.
— И… зачем ты именно эту цитату вспомнил? — Я нерешительно подняла взгляд на Майкла.
— А ты не поняла? — Он приподнял уголки губ. — Если не готов к ответственности, то и не надо её взваливать на себя.
Майкл о наших отношениях, что ли?!
— Но не могу деда простить за его сильный маразм под конец жизни. Из-за какой-то ерунды пожелал папе умереть, — с горечью продолжил Тёрнер. — Много всякой дичи творил, но такое…
— Мне жаль, что ты это пережил. Но зато ты теперь такой, какой есть. Как говорится: «золото в горниле очищается». — Я постаралась, чтобы моё сочувствие не звучало слишком жалобно. Подозревала, что Майклу бы это не понравилось.
— Ты права. — Он широко улыбнулся. — Мне приятно слышать, что я золото. — Майкл подвинулся ко мне, а я тут же его сильно обняла, о чём и пожалела: Тёрнер скривился от боли.
— Что такое?
— Спину потянул, пока груз тащил, — простонал он. — Лучше не трогай пока моё плечо.
— Слушай, может, к врачу? У тебя за этот год в какой раз проблемы с плечом? Третий? — Я встрепенулась и почувствовала огромнейшее по силе беспокойство. — Давай вместе сходим…
— Сара. — Майкл рассмеялся, подняв на меня взгляд. — Вы с Адель такие паникёрши.
Меня должно было задеть, что он нас сравнил, но почему-то спокойно отреагировала.
— Потому что ты нам сильно небезразличен. Обеим. Майкл, у тебя ведь соревнование скоро! Как ты играть будешь? Ты же тренировался столько времени!
Пока я занималась фитнесом, Майкл очень часто забивал мячи в корзину и просил меня себе подыграть. Тёрнер в последнее время вновь начал активничать: ходил с ребятами играть в баскетбол, работал, старательно делал домашнее задание и уделял время мне. Зная, что он мало спал на протяжении многих недель, я ещё и укладывала его спать, когда мы были вместе. И театр только лишь забирал его и без того малое свободное время. Так что мы желали поскорее выступить и забыть о нём со спокойной душой. В последнюю нашу фитнес-встречу Майкл усиленно тренировал броски.
— Трёхочковый! — Тёрнер довольствовался, пока я в шоке смотрела на катящийся куда-то в сторону мяч.
— Охренеть. Это на расстоянии скольких метров?! — Я переводила взгляд на далеко стоящего Майкла, а потом опять на корзину.
— Чуть больше семи метров, насколько я помню. — Он пожал плечами.
— Я на расстоянии одного метра-то не могу… — хмыкнула я. — Я очень тобой горжусь. Ты замечательно выступишь.
— Ага… Сара, придём домой, я намажу тебе язык горчицей.
— Это ещё зачем? — Я сдвинула брови.
— Что это за словечки такие?! — Тёрнер притворно разозлился. — «Охренеть»? Ты такого раньше не говорила.
— Ну… — Я развела руки в стороны. — Ты же говоришь.
— Значит, повторяешь за мной. — Он вдруг усмехнулся.
— Да… Тебе не нравится, что ли? — Я подошла к нему. Майкл протёр влажный от пота лоб.
— Не хочу на тебя плохо влиять. Только хорошо. — Он чмокнул меня в губы. Как же сильно он пах пóтом, а самое странное, что мне почему-то нравился этот запах».
В начале наших отношений я не могла даже представить, какая у Майкла была судьба, сколько он всего пережил и какой он — ответственный, размышляющий и серьёзный. Кто бы мог подумать, что отвратительные подкаты — лишь фасад?
Я взглянула на Адель, что сейчас во второй раз повторяла одну и ту же сцену. Она всё-таки стала матерью Майкла, то есть Гамлета. В последнее время она успокоилась, видимо, заметила, что у нас с Тёрнером в отношениях полная идиллия, и отступилась. С Майклом, и правда, всё было отлично, и я боялась что-либо испортить. Вот скоро моя очередь выступать, я медленно вдохнула, стараясь привести себя в порядок. Выход на сцену до сих пор нервировал. Поначалу было вообще невероятно страшно, свет множества софитов ослеплял, внизу стояли пялящиеся люди, но постепенно привыкала к вечному вниманию.
Как мы начали встречаться, Майкл постепенно поддерживал меня, обычно взглядом, ведь часто мы участвовали в одних сценах. Мне нравилось, что он был постоянно рядом, готовый помочь. И когда, наконец, выдали дату выступления, причём скорую, я прыгала от радости. Ещё немного, и мы избавимся от этой обузы, и у нас будет больше времени друг на друга! Мама была рада, что мы вскоре выступим. А то даты экзаменов приближались, нужно было готовиться.
«— Мам. — Я положила перед ней приглашение. — У нас скоро выступление. Приходи, посмотришь.
Она крепко меня обняла и заверила, что всё пройдёт отлично».
***
На самом выступлении я ужасно нервничала, пару раз забывала слова, но мне подсказывали; ещё у меня часто кружилась голова, присутствовала слабость во всём теле и мешанина в мыслях. Сотня людей на меня пялилась, отчего появилось колкое ощущение неловкости. Однако многое было отрепетировано до автоматизма, что сильно облегчило жизнь. Да и роль у меня была не мега большая, в отличие от Майкла… Но он справился, хотя многие строки забыл. Вот говорила ему ночью не работать, чтобы не калечить себе память!
Когда закончила речь, то вышла за кулисы и выдохнула с облегчением. Это всё. Неужели выступила? Осталось дождаться, когда Майкл отыграет, совсем скоро. Вдруг подумала: постоянно ругались на театр, а он столько полезного в жизнь принёс. По крайней мере, в нашу с Майклом жизнь. Мистер Филлипс вынудил нас общаться больше, я постоянно выходила из зоны комфорта и своей интровертной раковины, мы с Майклом провели море времени вместе, репетируя и обсуждая. Мы с девочками веселились во время репетиций…. Хорошее было время!
Не без смеха наблюдала из-за кулис за сценой с хождением Гамлета по кладбищу. Майкл всегда так смеялся, когда нужно было разговаривать с Йориком. В этот раз ему удалось сохранить серьёзное лицо. А вот и мои похороны, к слову. Хорошо, что мистер Филлипс разрешил мне не ложиться в гроб, а то у него были такие мысли…