Гладкая речь коварной Елены, то уговаривавшей, то старавшейся отговорить сестру, подливала лишь масло в пламя ее высокомерия. Если испытание заключается в таком пустяке, — гордо заявила София, — то она не сомневается, что с легко-стыо выдержит его и может остаться госпожой положения не только до полуночи, но даже и до зари; она просит лишь разрешения запастись кинжалом на случай, если бы дерзкий осмелился прибегнуть к насилию.
Услышав столь гордую речь, Елена, точно в порыве благоговения, опустилась на колени перед сестрой; на самом же деле она хотела только скрыть злорадство, сверкнувшее в глазах; они условились, что на следующий день благочестивая София примет Сильвандра. Елена, в свою очередь, поклялась навсегда отказаться от порочной жизни, если сестре удастся избежать соблазна. София, поспешно вернувшись в монастырь, принялась за чтение священных книг и высоких легенд о богобоязненных девах и, бичуя себя и изнуряя постом, молила Бога ниспослать ей силу выдержать испытание.
Но и Елена не сидела сложа руки. Ей ведомо было магическое искусство, состоящее в том, чтобы вызывать Эроса, своевольного Бога, и удерживать его. Первым делом велела она своему повару-сарацину приготовить особые блюда, сдобренные всеми возбуждающими сладострастие специями. В паштет она приказала положить бобровое семя, любострастные коренья и испанский перец; в вино подмешала белены и одуряющих трав, чтобы раньше времени вызвать усталость и затуманить ум. К тому же она заказала музыку, этого извечного сводника, теплым ветерком залетающего в открытую и томящуюся душу. Льстивые флейты и пылкие цимбалы приютились поблизости, скрытые от взора и потому особенно опасные для затуманенного чувства. Предусмотрительно запалив таким образом печи дьявола, деньгами и угрозами заставив служанок быть послушными, она нетерпеливо стала ждать состязания, и, когда вечером явилась бледная от поста и бессонной ночи, возбужденная близостью надвигающейся опасности богобоязненная София, ее встретил у порога рой толпящихся юных служанок; они повели изумленную Софию к благоухающему водоему. Там они сняли с юного тела краснеющей девушки серую будничную власяницу и принялись натирать ей руки, бедра и спину настоями из цветов и благоухающими мазями столь нежно и крепко, что кровь жгуче прилила к порам. Волна влажно-струящейся прохлады, сменяясь волною тепла, пробегала по трепещущим жилам; быстро мелькающие руки увлажняли разгоряченное тело нарцисс-ным маслом, нежно мяли его и так натирали блестящую кожу трещащими кошачьими шкурками, что голубые искры мерцали на шерсти; короче говоря, они приготовляли к любовным играм нерешавшуюся противиться богобоязненную Софию точно так же, как ежевечерне — Елену. Издали доносились тихие, вкрадчивые звуки флейты, от медных треножников подымался сладкий голубоватый дым ладана, и со стен благоухал, стекая каплями воска, сандал светильников. И, когда наконец София улеглась на ложе и в металлических зеркалах увидела свое отражение, она показалась себе чужой, но еще более прекрасной. Ее тело было легким и свежим, словно воздух, и она стыдилась в то же время приятного чувства охватившей ее неги. Однако недолго ей пришлось отдаваться двойственности ощущений. Сестра приблизилась, крадучись, как кошка, и в льстивых выражениях стала восхищаться красотой Софии, пока та смущенно и резко не прервала поток суетной ее речи. Еще раз лицемерно обнялись сестры; обе дрожа — одна от беспокойства и страха, другая от нетерпения и зложе-лания. Елена приказала зажечь свечи и исчезла, как тень, в соседнем покое, чтобы насладиться смело задуманным зрелищем.
Блудница задолго до того послала весть Сильвандру о том, какое необыкновенное приключение его ожидает, приказав ему привлечь надменную сдержанностью и пристойным обращением, раньше чем осмелиться на небезопасный натиск. И когда вошел Сильвандр, мечтавший быть победителем в состязании, София левой рукой невольно схватилась за кинжал, который захватила с собой для защиты от насилия. Ей пришлось, однако, удивиться той почтительной вежливости, с которой мнимо-дерзкий любовник к ней приблизился. Предупрежденный сестрой, он не торопился обнять боязливую