Говард Филлипс Лавкрафт
Цвет из иных миров
К западу от Аркхема много высоких холмов и долин с густыми лесами, где никогда не гулял топор. В узких, темных лощинах на крутых склонах чудом удерживаются деревья, а в ручьях даже в летнюю пору не играют солнечные лучи. На более пологих склонах стоят старые фермы с приземистыми каменными и заросшими мхом постройками, хранящие вековечные тайны Новой Англии. Теперь дома опустели, широкие трубы растрескались и покосившиеся стены едва удерживают островерхие крыши. Старожилы перебрались в другие края, а чужакам здесь не по душе. Никто не прижился на фермах, ни франкоканадцы, ни итальянцы, ни поляки. Как ни старались, ничего у них не получилось. У всех с первых же дней пробуждалась фантазия, и, хотя жизнь текла своим чередом, воображение лишало покоя и навевало тревожные сны. Потому чужаки и спешили уехать, а ведь старый Эмми Пирс не рассказывал им ничего из того, что он помнит о старых временах. С годами Эмми стал совсем чудным, вроде как не в своем уме. Он единственный, кто знает всю правду о прошлом и не боится расспросов, но ему не позавидуешь. Ведь не боится он потому, что его дом стоит на отшибе рядом с полем и проезжими дорогами.
Когда-то по холмам и долинам вилась тропка, которая вела прямо к окаянной пустоши, но по ней давно перестали ходить, так как здесь проложили другую дорогу, обогнувшую ее с юга. Следы прежней виднеются, несмотря на наступающий лес, и она сохранится, даже когда большая часть низин уйдет под новое водохранилище. Почерневшие деревья вырубят, и проклятая пустошь погрузится в воду. Тайны тех странных дней останутся неразгаданными, вроде тайн старого океана или происхождения земли.
Когда я отправился по холмам и долинам наметить место для будущего водохранилища, меня предупредили, что это проклятый край. Я услыхал о пустоши в Аркхеме, а поскольку этот старинный городок весь пропитан легендами о ведьмах, то я подумал: видно, речь идет о чем-то таком, о чем бабушки шепчут своим внукам. Да и само выражение «окаянная пустошь» показалось мне неожиданным и каким-то театральным. Любопытно, как оно попало в предания благочестивых пуритан, подумал я тогда, но, увидев темную чересполосицу долин и склонов, перестал удивляться чему-либо, кроме древних тайн самого края. Я оказался в пустоши утром, но ее застилала густая тень. Деревья росли слишком близко друг к другу, и у них были слишком толстые стволы для здорового леса Новой Англии. Слишком тихо было под их кронами, а земля после долгих лет запустения размякла, опрела и покрылась мхом.
На открытых местах вдоль старой дороги притулились заброшенные фермы. На одних уцелели и дома, и все пристройки, на других – дом и один-два сарая, а иногда в глаза бросались лишь труба или погреб. Там царствовали сорняки и вереск, и в них чудилось что-то неуловимо дикое. Во всем ощущалось беспокойство и вместе с тем уныние, присутствие чего-то нереального, словно неведомая сила исказила перспективу или светотень. Неудивительно, что тут никто не задерживался, в таких местах нельзя жить. Местность напоминала пейзажи Сальватора Розы или гравюру, иллюстрирующую готический роман.
Но окрестности не шли ни в какое сравнение с самой окаянной пустошью. Я понял это, как только спустился в долину. Никакое иное название ей бы не подошло, да другую впадину так бы и не назвали. Можно подумать, что неизвестный поэт увидел выжженное пространство и отчеканил это определение. Должно быть, пожар уничтожил дома и посевы, но почему на пяти акрах земли с тех пор ничего не выросло и они зияли среди полей и лесов, как страшное серое пятно? Пустошь раскинулась к северу от старой дороги, заняв клочок земли и по другую сторону. Мне не хотелось к ней приближаться, но мой путь пролегал через долину, и я никак не мог ее обойти. Вокруг не росло ни травинки. Землю застилали груды серой пыли или пепла, почему-то не тронутые порывами ветра. Поодаль стояли чахлые, низкие деревья, а омертвевшие стволы или повалились, или, чернея, догнивали на корню. Я прибавил шагу, заметив раскиданные кирпичи от печной трубы и погреба и черную пасть заброшенного колодца. Его застоявшиеся пары переливались на солнце фантастическими оттенками. Даже темная лесная гряда по сравнению с пустошью казалась благополучной, и меня больше не изумлял боязливый шепот жителей Аркхема. Вблизи не было ни домов, ни развалин, наверное, край с давних пор считался глухим и уединенным. Возвращаясь в сумерках, я не решился вновь пересечь пустошь и добрался до города окольными дорогами. Темное, бескрайнее небо без единого облака усугубляло тревогу, и я почувствовал, как ледяной страх с каждой минутой все глубже проникает мне в душу.