Все, что было между этими событиями, представляло сущую путаницу – вихрь всех доступных ему эмоций – и Самаэль стал вспоминать.
С самого начала.
Когда он выиграл – радость победы была недолгой. Практически сразу его лишили чувств.
И если бы они были, то он бы испытал сожаление и раскаяние.
Потому что именно тогда ангелы научились любить людей. И Самаэль тоже умел бы это, если бы сохранил эмоции. Очень странно не знать о том, что ты, оказывается, тысячи лет был бесчувственным, при этом умея любить людей.
Самаэль расправил свои огромные крылья.
Каждое перо – отпечаток чужой жизни, которую он забрал – серое, похожее на легкую дымку, дающее скорость обгонять жизнь и силу даровать смерть. Чем больше перьев – тем сильнее ангел, и Самаэль был самым сильным из всех когда-либо существовавших.
Наверно, он бы смог убить даже другого ангела.
Наверно... Самаэль не пытался сделать ничего подобного, и удивился, когда эта мысль вместе с остальными пришла к нему в голову.
Кому понадобилось бы убивать Ангела?
Разве что Люцифера, который организовал Апокалипсис, а поняв, что его постигла неудача, столь скоропостижно смылся.
Но по порядку. Он же решил вспоминать все по прядку.
Самаэль коснулся пальцем одного пера, и оно раскрылось, показав чужую жизнь.
Мужчина из диких далеких времен, умерший на охоте.
Самаэль отнес его душу в ад, но жалости при этом не испытывал – этот человек, живший на заре времен, один из потомков Каина, насиловал женщин и убивал мужчин. Он совершенно точно заслужил свою судьбу.
А кто не заслужил?
Самаэль никогда не думал о справедливости небес – он просто исполнял ему порученное. Поэтому он не понимал мотивов Дэймона прежде. Да и как тут понять, когда руководствуешься лишь логикой и разумом?
Самаэль коснулся другого пера, и еще одна история чужой жизни развернулась перед ним.
Одно за другим, он перебирал свои перья, вспоминая картины прошлого, свое место в них и окрашивая все это вновь обретенными чувствами. Его движения были быстрыми настолько, что простой человек не смог бы заметить мельтешение рук и перьев, и даже ангел вряд ли бы разглядел его неуловимые жесты.
Вот этого человека ему было искренне жаль. Этот вызывал лишь гнев. Тот тоску и светлую грусть. Тугой клубок неожиданно свалившихся чувств распутывался медленно, словно неохотно. Воспоминания, состоявшие почти из одних только забранных им душ, оживали, наполняясь чувствами, и от этого Ангелу Смерти становилось немного легче.
Уже давно стемнело, а Самаэль продолжал перебирать.
Радость сменялась тоской, жалость – гневом. Эмоции мелькали, как в калейдоскопе, обретая свое место.
Перед очередным пером Самаэль остановился. Он вытянул вперед ноги в изрядно помявшихся брюках и посмотрел на свои ладони.
Одно касание всех пяти пальцев – и любая жизнь прекратит свое существование. Он может нести людям лишь смерть, и это уже никогда не изменится – из Смерти нет возврата. И если теперь вдруг он кого-нибудь полюбит.
Полюбит...
Следующее перо он помнил лучше прочих. Даже два пера – одно цеплялось за другое, точно приклеенное. Перья принадлежали паре, что были друг другу предначертаны.
Они любили один другого почти так же сильно, как могут любить ангелы. Встретившись, они не хотели расставаться ни на секунду, и даже смерти не желали отдавать друг друга. Поэтому за мужчиной послали Самаэля.
Генри, так его звали.
Он прожил довольно долго и не боялся смерти, но боялся оставить Мариэт одну, и потому держался за жизнь так крепко, как только мог. Мариэт же не желала отпускать его одного, и была готова умереть вместе с ним.
Так в итоге и вышло – Самаэль забрал обоих, хотя время женщины еще не пришло. Ангела Хранителя за подобное наверняка бы лишили крыльев. Но Ангелов Смерти никогда не наказывали. У них не было чувств, они руководствовались лишь рассудком и указаниями свыше. Они просто выполняли им порученное, и иногда при этом случались подобные накладки.
Души Мариэт и Генри Самаэль отнес наверх, и сейчас его обрадовало это – такая чистая любовь заслуживала счастья.
Ангел перебрал еще с десяток перьев – к моменту смерти влюбленных он уже брался лишь за сложные дела – и замер в нерешительности.
Клубок обретенных чувств почти распутался, оставив лишь пару узелков.
Он помнил следующую душу. Особенную душу.
И даже если бы вдруг стал человеком, то не смог бы ее забыть.