То есть, момент в двусторонних отношениях СССР и Ирана наступил основополагающий. Сейчас любая досадная мелочь могла нарушить столь хрупкое доверие и сорвать едва наладившийся процесс примирения.
Сначала с короткой речью выступил иранский посол. Ворошилов по бумажке зачитал подготовленную референтами ответную речь. Наконец, посол и Ворошилов закончили официальную часть. Согласно протоколу они присели за небольшой круглый столик в углу зала для короткой — 5 — 10 минут — неофициальной беседы.
Посол поинтересовался здоровьем Климента Ефремовича, Ворошилов поблагодарил, а затем... вдруг отмочил:
— Что это вы у себя шаха все терпите? — неожиданно спросил он. — Мы своего царя Николашку давно скинули, и вам пора... (Исторический факт)
Ошеломлённый посол что-то невнятно пробормотал и поспешно откланялся. Приехав в посольство, он едва не бегом бросился к шифровальщику и надиктовал донесение в Тегеран, изложив всё как было.
Проблема заключалась ещё и в том, что Ворошилов с марта 1953 года занимал пост Председателя Президиума Верховного Совета СССР. То есть, фактически, он был официальным главой Советского государства. Верховный Совет обладал не только законодательной, но и частично исполнительной и контролирующей властью. В промежутках между сессиями Верховного Совета страной формально руководил его Президиум, хотя реальная исполнительная власть концентрировалась в Президиуме ЦК КПСС и Совете Министров.
Никто из чиновников аппарата Президиума Верховного Совета ни словом не обмолвился о дипломатическом конфузе своего престарелого Председателя. Хрущёв узнал о происшествии из перехваченного и расшифрованного КГБ донесения иранского посла. (Исторический факт)
Прочитав иранскую шифровку, Никита Сергеевич схватился за голову. Все его усилия по умиротворению шаха Ирана пошли псу под хвост. Сейчас шах имел все основания отказаться от визита. Хрущёв тут же полез в свой "Список событий, которые необходимо предотвратить". Но там о скандале с шахом не было сказано ни слова. Никита Сергеевич был расстроен и озадачен ещё больше. Он понимал, что "Список" составлял обычный человек. Он мог и не знать об этом дипломатическом скандале, или почему-то не счёл его важным. В конце концов, за шестьдесят лет приоритеты могли не один раз поменяться...
Разъярённый Хрущёв немедленно собрал Президиум ЦК КПСС, выложил перед маршалом текст иранской шифровки, и потребовал от Ворошилова объяснений.
Климент Ефремович обиженно сопел и всё отрицал:
— Я такой глупости сказать не мог, потому что это не в моей натуре. Я, не хвастаясь, могу сказать, что в отношении деликатности и умения вести себя среди этой братии я вполне владею... Как я мог говорить что-то недопустимое?
Кто-то из членов Президиума предположил:
— Может, переводчик во время встречи чего напутал?
— Нет, — возразил Шепилов. — Вот у меня справка из МИДа. Иранский посол ещё до революции 1917 года закончил Петербургский университет. Так что по-русски он сам говорит не хуже переводчика.
— Тогда как всё это понимать, Клим? — грозно вопросил Никита Сергеевич.
Ворошилов понял, что отступать некуда:
— Бес попутал... сам не пойму, как такое получилось... — сокрушённо признался маршал.
— Да ты, Клим, так и войну объявить можешь! — возмутился Хрущёв. — Что мне теперь шаху говорить прикажешь? Что Председатель Верховного Совета СССР выжил из ума и заговаривается? Ты хоть понимаешь, в какое положение поставил весь Советский Союз? Я с таким трудом уговорил шаха в Москву приехать, впервые за 10 лет появилась возможность наладить нормальные отношения с Ираном, обезопасить южную границу, а ты нам такую свинью подложил!
Климент Ефремович виновато молчал, понимая, что вляпался по-крупному.
— Итак, товарищи, что будем делать с товарищем Ворошиловым? — спросил Хрущёв. — Как вы считаете, может ли он занимать ответственный государственный пост?
Никита Сергеевич понимал, что представился удобный случай убрать Ворошилова из Президиума ЦК, но чисто по-человечески старика было жалко. Вреда от него особого не было, а заслуги перед страной у Климента Ефремовича были огромные. Да, антипартийную группу он в "той истории" поддержал, но отнюдь не был её организатором, скорее — примкнул к более энергичным и амбициозным товарищам по партии.
— Считаю, что доверять товарищу Ворошилову вопросы внешней дипломатии в его нынешнем состоянии — рискованно, — Шепилов, как министр иностранных дел, первым высказался по касающейся его проблеме. — Предлагаю перевести на менее ответственный участок работы.
— Предупредить о недопустимости подобных проступков в дальнейшем, при повторении — вывести из состава Президиума ЦК и снять с поста Председателя Верховного Совета, — проворчал Первухин.
— Согласен, — тут же встрял Микоян, — необходимо учитывать заслуги товарища Ворошилова перед страной.
— Ещё предложения будут? — спросил Хрущёв.
Все молчали.
— Клим, ты сам-то что скажешь?
— Э-эх... да чего уж там... виноват... — почесал затылок Климент Ефремович. — Как решите, так и будет.
— Поступило два предложения, товарищи. Первое — перевести на менее ответственную работу, второе — вынести последнее предупреждение до следующего раза, — сказал Никита Сергеевич. — Кто за первое — прошу голосовать.
За первое предложение проголосовали Шепилов, Устинов, Косыгин. Кандидаты в члены Президиума имели только совещательный голос, их мнение не учитывалось.
Все остальные, включая Хрущёва, проголосовали за второе предложение. Ворошилов пока остался в Президиуме, хотя и висел на волоске.
— Имей в виду, Клим, — предупредил Никита Сергеевич. — В следующий раз предупреждением не отделаешься. Так что следи, что болтаешь.
Точку в инциденте поставила восточная мудрость и сдержанная реакция шаха Ирана. Он лучше своего посла понимал, "кто есть ху" в высших сферах Советского Союза, и решил не придавать значения инциденту. Визит шаха состоялся в намеченный срок, и отношения были урегулированы.
25 декабря китайские газеты и радио сообщили о смерти Председателя КНР Мао Цзэдуна. Серов вбежал в кабинет Хрущева, размахивая китайской газетой и листком с переводом:
— Никита Сергеич! Мао умер!
— Да ты что! Когда?
— Сообщили сегодня, а когда умер — хрен его знает. Вот, некролог перевели.
— Ну-ка, ну-ка, — Хрущёв поправил очки и начал читать некролог. — Та-а-ак... Угу... Ишь ты... "Остановилось сердце великого сына китайского народа... " — процитировал Никита Сергеевич. — Слышь, Иван Александрович, как думаешь, сердце-то у него само остановилось, аль помог кто?
— Ну... Судя по тому, что в "той истории" он помер 9 сентября 1976 года, мир не без добрых людей, — ответил Серов. — Сами управились.
— М-да... Интересное кино получается. А кто вместо него?
— Лю Шаоци.
— Ну да, ну да... Ожидаемо... Твой прогноз?
— Думаю, ситуация изменилась в благоприятную для нас сторону, — ответил Серов. — Надо его с Чжоу снова пригласить в Союз, поговорить, узнать, чем дышат...
— Обязательно пригласим. После съезда, — сказал Хрущёв.
Он позвонил своему помощнику по международным делам Олегу Александровичу Трояновскому:
— Олег Алексаныч, слышал, Мао умер?
— Да, Никита Сергеич, только что сообщили из МИДа.
— Ты это... распорядись там... ну, телеграмму с соболезнованиями, некролог в "Правде" и в "Известиях", — сказал Хрущёв. — Чтобы всё как положено. Может, туда делегацию послать, на похороны? Например, Микояна? Позвони Шепилову, подумайте вместе.
На следующий день в Пекин вылетела официальная советская делегация во главе с Анастасом Ивановичем Микояном, чтобы отдать дань памяти великому Кормчему Китая.
"Большой скачок", приведший к смерти миллионов китайских крестьян, и последовавшая за ним "Культурная революция" не состоялись. Лю Шаоци и Чжоу Эньлай постепенно и осторожно отошли от ультралевого курса Мао. ХХ съезд КПСС в отсутствие Мао Цзэдуна не повлиял на отношения Китая с СССР. Военное и экономическое сотрудничество было сохранено и расширено.