Я лежал в гамаке, курил, стараясь не уснуть. Дождавшись, пока появятся и начнут разгружаться у рынка первые фургоны со всяческой снедью, я тяжело поднялся и пошел в спальню. Едва натянув на голову простыню, я провалился в глубокий сон.
В полдень в дверь забарабанили, и в квартиру ввалились Зофф с Хоггом. Выглядели они трезвыми и отдохнувшими, но притащили с собой немереное количество текилы и холодного пива и потребовали продолжения вчерашнего загула. Вскоре появились Евгения и Сьюзи, и мы впятером перешли на веранду. Евгения пила чай, настоянный на травах, остальные начали, в качестве аперитива, с текилы и кокаина. Пока я кратко пересказывал Евгении и Сьюзи случившуюся со мной историю, Шон с Игбаром спорили, стоит ли завести музыку, да погромче. Но дамы наложили вето на это предложение.
За то время, что мы не виделись, Шон явно обдумывал услышанное от меня накануне.
— Не хотелось бы предварять суждение дам, но Лукас, или, скажем, тот Лукас, которого Лукас описывает в своей истории, проявляет, после своего предполагаемого похищения, непонятное равнодушие к судьбе Нурии. Подумать только, говорил я себе, человек умирает от любви, а его силой разлучают с возлюбленной. В пасторальной обстановке он толкует с дурным человеком — доктором Поннефом о реинкарнации, обсуждает философские проблемы трансценденции, а в это самое время, о чем ему должно быть известно, любимая мучается в руках у мутантов.
— Мутантов? — изумленно переспросила Евгения.
— У дикарей на службе Поннефа. У них обязательно есть какой-нибудь физический порок. То ли глаза не хватает, то ли носа, то ли ноги. В общем, те еще ребята — обитатели дома ужасов имени мсье Поннефа.
— Вам не кажется, что подобные утверждения на корню подрубают весь рассказ, притом в самом его начале? — вмешался Игбар. — К тому же Лукас ни слова не говорил об одноногих. Верно, Лукас?
— Верно, никаких одноногих не было.
— Ну, стало быть, я не ошибся. Впрочем, имея в виду необычность происходящего, такая гипербола объяснима.
— Может, нам позволите судить об этом? — осведомилась Сьюзи-Провидица.
— Конечно-конечно, — поклонился Игбар.
— Это было бы справедливо, — согласился Шон. — Я просто постарался привнести долю здорового скепсиса.
Мы отыскали на веранде клочок пространства в тени и устроились кто в гамаке (Игбар), кто на подушках (остальные). После чего я продолжил рассказ с того места, на котором остановился накануне.
В тот же самый день, хотя и не сразу по возвращении, как можно было ожидать со слов Поннефа, Лукас наконец встретился с Нурией. Он лежал на траве рядом с амбаром, когда она появилась, одетая в точности, как одевались в 1990-е годы юные жительницы Барселоны, — джинсы и светлая хлопчатобумажная куртка.
Нурия опустилась рядом с Лукасом на колени, и они поцеловались. Была в ней какая-то напускная жеманность и в то же время вызывающая соблазнительность… Лукасу это странное сочетание казалось совершенно неуместным.
— Ну что, придумал уже, как нам смыться отсюда? — спросила Нурия, улыбаясь так, словно именно от Лукаса это и ожидается.
Его задел насмешливый тон девушки.
— Ничего я не придумал. Да и не старался. Могу лишь сказать, что не считаю себя добровольной жертвой похищения. Это значило бы слишком явно подыгрывать Поннефу в его планах относительно нас с тобой. Или, скорее, относительно Клэр и Раймона.
Вертя в пальцах травинку, Нурия внимательно смотрела на Лукаса, но не говорила ни слова. Уже в самом этом молчании он уловил недовольство.
— В чем дело, Нурия? — спросил он. — Разве тебе не хочется убраться отсюда, да побыстрее? Чем дольше мы здесь задержимся, тем больше вероятности, что нас втянут в эту историю.
Нурия снова посмотрела на Лукаса, и во взгляде ее читалось скорее раздражение, нежели участие.
— Неужели ты так ничего и не понял? Нас уже втянули. Мы втянуты с самого начала, хотя и неведомо для самих себя. С того самого момента, как встретились в музее Миро. Все было подстроено.
Нурия вытащила из кармана джинсов пачку сигарет и, закурив пару, одну протянула Лукасу. Он заметил, что у девушки дрожат пальцы.
— Быть может, «подстроено» — не совсем то слово, — поправилась она. — Помнишь, еще в «Барселонете» я говорила, что у меня такое чувство, будто я знаю тебя всю жизнь. Это не фантазия, это не свидетельство существования романтической любви. Это, — Нурия запнулась, подыскивая нужные слова, — нечто вроде внутреннего узнавания. Единственное, о чем я прошу, — подумать о том, что, возможно, Андре прав и мы действительно были вместе в предшествующей жизни.