С приличествующим содержанию мрачно-торжественным тоном Поннеф зачитывал, или, во всяком случае, делал вид, старый французский текст, но с тем же успехом, подумал Лукас, это мог быть какой-нибудь популярный комикс. В нем не было и намека на доказательство, даже если бы (и это чрезвычайно существенное «если») Лукас признал себя Раймоном Гаском. Оспаривать такого рода обвинения не было смысла. Остается одно — выдвигать контробвинения. Но и это скорее всего пустая трата времени. Лучше подумать о том, как Нурия собирается вызволить его отсюда. Позади — пара громил, обе двери — слишком далеко. Лукас попытался подсчитать, сколько примерно шагов до той, что ведет в приемную. Тем временем Поннеф излагал аудитории кровавые обстоятельства мук и преследований, которым подвергались их двойники из XIII столетия. Для тех, у кого оставались сомнения, он особенно упирал на то, что все они умерли за катарскую веру.
— Итак, кому вы передали информацию об исходе из Мелиссака? — повернулся он к Лукасу.
— Мне кажется, вы сами должны знать ответ на этот вопрос, тем более имея перед собою отчет инквизиции. Что же касается меня, то я не имею на этот счет ни малейшего понятия, ибо, обращаясь ко мне, вы явно исходите из моего согласия считать себя Раймоном Гаском. Но это не так. Меня зовут Рис Морган Аурелио Лукас.
Поннеф поморщился.
— Что ж, отлично. Начнем сначала. Итак, вы отрицаете, что в своей прошлой жизни под именем Раймона Гаска передали агентам инквизиции сведения, касающиеся группы катаров из деревни Мелиссак, которые впоследствии были схвачены и преданы казни?
— Именно так. Более того, мне вообще неизвестно что-либо о моей прежней жизни в качестве Раймона Гаска, Христофора Колумба или кого-либо еще.
— И ваше заявление о невиновности базируется именно на этой выдумке?
Лукас расхохотался. И как это Поннефу достает наглости утверждать, что его, Лукаса, представления о самом себе выдумка, ведь даже этому опереточному суду должно быть видно, как попирается элементарный здравый смысл.
— Разве любое судебное заседание не начинается с установления личности подсудимого? — осведомился Лукас.
— Именно так. Но в данном случае вас судят за преступления, совершенные в прошлой жизни. Поэтому ваша нынешняя личность суд не интересует.
— Итак, меня судят за деяния, которые якобы я совершил, будучи персоной, которую вы называете Раймоном Гаском?
— Совершенно верно.
— В таком случае я не могу привести никаких иных аргументов в пользу своей невиновности, кроме того, что, повторяю, я не признаю того, что являюсь или когда-либо являлся Раймоном Гаском.
— Ну что ж, быть посему, — высокомерно улыбнулся Поннеф. — В таком случае вас будут судить как Раймона Гаска заочно. Тем не менее в качестве Риса Моргана Аурелио Лукаса вам также надлежит присутствовать на суде.
Лукас оставил эту своеобразную логику без комментариев. Ясно, что, как бы ни опровергал он обвинения, выдвинутые против Раймона Гаска, значения это иметь не будет. Можно, однако, испытать иную тактику, ту, которую тайно обдумывал, начиная с первого своего долгого разговора с Поннефом на берегу горного ручья. Но сейчас это оружие пускать в ход еще рано, надо дождаться подходящего момента. Тем временем Поннеф выдвигал все новые обвинения против бедняги Раймона Гаска, чья измена нанесла столь сокрушительный ущерб Бернару Роше, не дав осуществиться его планам бегства и основания новой общины в более благоприятном климате транспиренейской Каталонии.
— Довожу до сведения суда, что, согласно отчету инквизиции, Раймон Гаск в ходе тай ной встречи разгласил конкретные детали, касающиеся бегства группы еретиков из Мелиссака. В документе утверждается (тут Поннеф вновь обратился к кожаной папке, вооружившись большой лупой и сразу сделавшись похожим на близорукого почтенного ученого): «По поведению пастуха Гаска можно заключить, что он готов отречься от ереси, известной под именем катаризма, и, признав свои прежние грехи и получив их отпущение, обратиться на путь истинной веры. Поскольку полученная от него информация подтвердилась и еретик Роше вместе со своими последователями был схвачен, представляется возможным рекомендовать Главному Инквизитору сохранить Гаску жизнь и при вынесении наказания учесть его достойное всяческой похвалы поведение, а также риск, на который он шел, соглашаясь на сотрудничество с нами. Гаск также обращается с просьбой сохранить жизнь его жене Клэр, будучи убежденным, что отравил ее сознание, повернул против и его самого, Гаска, и истинного учения Господа нашего Иисуса Христа, посланец дьявола Роше».