Двацветок, казалось, тоже о чем-то размышлял.
– Видно, трактирные потасовки довольно обычная вещь в этих краях… – задумчиво глядя в кубок, сказал он.
– О, очень даже обычная.
– И, наверное, постоянно страдает меблировка, бьется утварь?
– Мебли… а, понял. Ты имеешь в виду лавки и все такое прочее. Да, скорее всего.
– Это, должно быть, очень огорчает трактирщиков?
– Я как-то никогда об этом не думал. По-моему, это их профессиональный риск.
Двацветок задумчиво посмотрел на волшебника.
– Здесь я, возможно, смогу помочь, – сообщил он. – Риск – это мое ремесло. Послушай, тебе не кажется, что пища чуть-чуть жирновата?
– Ты сам сказал, что хочешь попробовать типичную морпоркскую еду, – напомнил Ринсвинд. – Так что ты там говорил насчет риска?
– О, про риск я знаю все. Это моя работа.
– Я так и думал, что ты произнес именно эти слова. В первый раз я им тоже не поверил.
– Нет, лично я риску никогда не подвергаюсь. Пожалуй, самое захватывающее приключение в моей жизни случилось со мной, когда я опрокинул чернильницу. Нет, я оцениваю риск. Изо дня в день. Тебе известно, какова вероятность того, что в квартале Красного Треугольника в Бес Пеларгике случится пожар? Один к пятистам тридцати восьми. Это я сам сосчитал, – с оттенком гордости добавил он.
– За… – Ринсвинд попытался подавить отрыжку. – Зачем? Пр’сти.
Он подлил себе еще вина.
– Затем, чтобы… – Двацветок внезапно умолк. – Я не могу передать это на тробском, – объяснил он. – По-моему, у тробцев нет такого слова. На моем языке это называется…
Он выдал набор чужеземных слогов.
– «Страх-и-в-ванне», – повторил Ринсвинд. – Вот чуднóе слово. И что оно значит?
– Ну, допустим, у тебя есть судно, груженное, скажем, золотыми слитками. Оно может попасть в шторм или подвергнуться нападению пиратов. Ты не хочешь, чтобы это случилось, и поэтому берешь «пол-лисы» для «страх-и-в-ванне». На основе прогнозов погоды и данных о пиратстве за последние двадцать лет я вывожу вероятность того, что груз пропадет, затем прибавляю кое-что, а потом ты платишь мне некоторую сумму, рассчитанную на основе этой вероятности…
– …И кой-чего… – подчеркнул Ринсвинд, торжественно подняв палец.
– После этого, если груз действительно пропадает, я возмещаю тебе убыток.
– Возмечтаешь?
– Плачу тебе стоимость груза, – терпеливо растолковал Двацветок.
– А, понял. Это нечто вроде пари, да?
– Пари? Ну, чем-то похоже.
– И ты зарабатываешь деньги этим «страхом-и-в-ванне»?
– Конечно. Это дает проценты с вкладов.
Ринсвинд, нежась в теплом желтоватом сиянии, которым его окутало выпитое вино, попытался представить себе «страх-и-в-ванне» в терминах Круглого моря.
– П’моему, я не п’нимаю этот «страх-и-в-ванне», – твердо сказал он, лениво наблюдая за плывущей перед глазами обстановкой. – Вот магия – это да. Магию я п’нимаю.
Двацветок усмехнулся.
– Магия – это одно, а «отраженный шум подземного духа» – другое, – сказал он.
– Чево?
– Что?
– Што это за п’тешное слово ты сказал? – нетерпеливо переспросил Ринсвинд.
– «Отраженный шум подземного духа»?
– Никогда о таком не слышал.
Двацветок попытался объяснить.
Ринсвинд попытался понять.
Весь день они бродили по той части двуединого города, что располагалась по вращению от реки. Двацветок, на шее у которого висела на ремешке странная коробка для картинок, возглавлял шествие. Ринсвинд тащился сзади, время от времени поскуливая и проверяя, на месте ли его голова.
Вслед за ними пристроились еще несколько личностей. Жители города, в котором мирное течение жизни регулярно нарушалось публичными казнями, дуэлями, драками, распрями волшебников и необычными происшествиями, довели профессию любопытствующего прохожего до вершин совершенства. Все они, как на подбор, были высококвалифицированными зеваками. Одним словом, Двацветок с восторгом делал картинку за картинкой, запечатлевая людей, занятых, как он это называл, типичной деятельностью. Поскольку вслед за этим монета в четверть райну, как правило, меняла владельца, компенсируя «причиненное беспокойство», то вскоре за Ринсвиндом и Двацветком выстроился целый хвост ошеломленных и счастливых новоиспеченных богачей, надеющихся, что этот псих-чужестранец в конце концов взорвется и на землю прольется настоящий золотой дождь.