— Мама, — обратилась она к Руфи. — Скажи папе, я скоро приду. — И предложила Уиллу: — Пойдем к морю.
— С удовольствием. — Уилл неуклюже развернулся. Казалось, каждое движение причиняет ему боль. — Только не беги, ладно?
Пол мчался по лугу. Они стояли у самой воды лицом друг к другу. Когда он подбежал ближе, ветер донес до него гневный голос, который он с трудом узнал.
— Это нечестно! — кричал Уилл.
— Не спорю, но…
— Мы думали, ты погибла!
— Прости.
— Кому нужно твое «прости»? — Уилл всхлипнул. — В общем, ты решила им отплатить. Это ужасно, Джози. А я? Обо мне ты подумала? Что я тебе сделал? — Худенькое тело мальчика содрогалось от рыданий. — Почему ты мне никак не дала знать?
— Если бы я сообщила тебе, они бы тоже узнали.
— А я, сколько болею, извелся весь. Думаю, как же мама с папой останутся одни. Ты погибла, и я умру.
Джози тоже заплакала:
— Уилл, ты ведь не…
— Я ненавижу тебя, поняла? Ты поступила жестоко. — Уилл отер кулаками глаза, а потом тихо добавил: — Но это не значит, что я тебя не люблю.
— Уилл… — Джози привлекла брата к себе и стала раскачиваться вместе с ним.
Пол подождал еще немного и кашлянул.
Джози отстранилась от Уилла и подняла голову.
— Папа.
Он смотрел на нее с высоты. Это и впрямь была она. Стоит на берегу, дующий с моря ветер лохматит ей волосы. Его дочь, его Джози, его маленькая девочка. Воскресшая из мертвых.
— Папа, — повторила она. — Я вернулась.
Он раскрыл объятия. Джози подбежала к нему и крепко обняла. Пола переполняла радость.
— Джози, — вымолвил он, ощущая у своей груди частое биение ее сердца. — О господи! Джози…
— Папа, прости меня. Прости, — расплакалась она.
— Я люблю тебя, — прошептал он, хотя сам бы не мог сказать, произнес он это вслух или просто почувствовал.
В тот вечер за столом он не сводил глаз с дочери. В честь радостного события Руфь вытащила из буфета тяжелые серебряные подсвечники, а из серванта — самый красивый хрусталь. Возвращение блудной дочери. Та, которую они считали сгинувшей навсегда, вернулась.
Она сильно изменилась. Коротко остриженные волосы покрашены в темно-каштановый цвет, лицо худое, линии скул и подбородка обозначены более отчетливо. Какая она вся изящная! Красавица.
— И этот кретин просит меня расписать ему стены в бассейне, — рассказывала Джози Уиллу. — И предлагает за это целое состояние.
— И сколько же это? — полюбопытствовала Руфь.
— На пару месяцев хватит. В общем, говорит, ему хочется что-то такое, что напоминало бы ему о матери, которая родом из Греции, ясно, да? Ну я и изобразила оливковые рощи, виноградники, Акрополь на горизонте. Ничего более греческого и представить себе нельзя. Несколько недель работала, как проклятая. А потом, когда я закончила, знаешь, что он сказал?
Уилл покачал головой:
— Что?
— Говорит, а где же мама? Я же просил что-нибудь, что напоминало бы мне о маме?
— Ну, а ты что?
— Сказала, что никак уж не могла представить, что он хочет видеть портрет своей мамочки на стенке душевой. И потом, он же не дал мне ее фотографии. Откуда мне знать, как она выглядит?
Слушая дочь, Пол понял, что они опять стали одной семьей. Ощущение забытое и в то же время такое естественное.
— И каков был его ответ? — поинтересовался он.
— Отказался заплатить. Сказал, что я не выполнила заказ. Потом я узнала, что он всегда так поступает. Знаете, что я сделала?
— Что? — спросил Уилл.
— Этот мужик полгода проводит на Тихом океане. Так вот, когда он умотал в Калифорнию, я залезла к нему в дом…
— Дверь, что ли, взломала? — Уилл вытаращил глаза.
— Что-то вроде. И все замазала белым. В два слоя.
— Нужно иметь большое мужество, чтобы уничтожить такую работу, — заметил Пол.
— Для меня это было делом принципа, папа. Анни Лефо рассказала, что он так же надул одного ее знакомого плотника. Кто-то же должен был ему отомстить?
Интересно, где Джози научилась проникать в чужие дома? Какие еще сомнительные навыки она успела приобрести? Где она была? Пол глянул на жену, пытаясь определить, думает ли она о том же самом, потом подлил вина и приподнял бокал.
— За тебя, родная. Если б ты знала, как мы счастливы, что ты снова с нами.
Пол лежал в постели, вслушиваясь в звуки, доносившиеся из ванной, где готовилась ко сну Руфь. Каждый вечер он лежал, представляя, как она раздевается, видел в воображении ее стройные ноги, полные груди. Будто специально занимался самоистязанием. Он абсолютно точно знал, как она выглядит, лежа в ванне, как тянется к полотенцу, знал, как пахнет ее теплая кожа.