— Побыть с Зиль? — Оборотень подскочил к девочке. Та махнула — мол, идите уже, — но не стала поворачиваться.
— Ну что, пойдём наверх? — Семён тяжело вздохнул, выискивая глазами тропинку в этих тропиках.
— Полетим. — Марциал сжал его руку. Крылья за его спиной замерцали, и Семён понял, что поднимается вверх. Без шума, без дрожи, они просто возносились вдоль по склону. Внизу осталась Зиль, Большой Рха, задравший голову вверх и нюхавший воздух, а они всё быстрее неслись вдоль склона, и папоротники чуть касались их ног.
Семён сообразил, что световой шарик, висевший над головой Марциала, разделился: один остался над Зиль, другой сопровождал их в полёте.
— Снег перестал выпадать в Москве триста сорок лет назад, — сказал Марциал. — Планета сильно потеплела.
Семён немного вздрогнул. Он уже сообразил, что случилось что-то очень необычное, но всё-таки не был готов по-настоящему.
Они поднялись наверх. Встали на землю. За деревьями — там, где час назад Семён видел лишь ряды сосен, — теперь поднималась угловатая громада здания из белого, и чёрного, и прозрачного материала. Стены были увиты лианами, по лианам бежали вереницы зеленоватых символов — как бегущая строка в автобусе. Круглые и овальные пятна тёплого жёлтого света разного размера проступали на стенах этого здания, и Семён догадался, что это окна.
— Институт темпоральных исследований, — сказал Марциал. — Я там работаю.
Семён почесался. Положительно, комбинезон сводил его с ума. Он знал, что значит слово «темпоральный», у него было много книжек по физике. Но сказать это напрямую было странно и страшновато.
— И какой сейчас год? — наконец решился он.
Марциал пожал плечами.
— Я не знаю, из какого ты временного слоя. Нет инструментов — не могу измерить. Судя по скорости изменения базового словаря языка, нас разделяет около тысячи лет.
— Три тысячи двадцать второй год. — Семён сел на ватрушку. — Мамочки! И как я тут… как я обратно… вы же вернёте меня, да?
— Да, если по христианскому летоисчислению, то, наверное, примерно этот год. — Марциал согнал с пенька зеленоватую ящерицу, сел рядом. Сочувственно посмотрел.
— Расскажи подробно, что с тобой было.
Семён задумался. Потом перечислил подробно, шаг за шагом, что делал: как катался, как злился, как хотел домой, как потом хотел убежать от родителей, как прыгнул со склона и всё вокруг засветилось и завертелось.
— Я хотел в будущее… — растерянно сообразил Семён. — Я так и подумал: хочу уехать в будущее.
— Со склона… — повторил Марциал. — Со склона. Скорость. Скорость и сформированное намерение. Реконструкцию парка проводили двести лет назад, тогда восстановили ландшафт, который был как раз в двадцатом веке. А этот склон сделали заново, и он в точности за установкой. Получается, что мы неверно рассчитали фокус воронки и она возникает не в измерительной камере, а здесь. А поскольку это экзотическая материя, она не взаимодействует с немыслящими структурами…
Он хлопнул по колену.
— Конечно! Тебе надо снова съехать со склона. Так же, как ты ехал в первый раз. Только теперь тебе надо думать о том, что ты хочешь вернуться домой. Но ехать надо быстро — я не знаю, какая скорость нужна для входа в воронку. Чем быстрее, тем лучше.
Семён поглядел на заросший папоротниками и какими-то колючими кустами склон. Никакого снега. Никакого просвета. Он же и метра не проедет.
— А как?
Марциал задумался, прошёлся вокруг ватрушки. Потрогал её, поднёс браслет, хмыкнул. Отстучал замысловатую дробь.
— Пять… э-э… единиц времени… мигов… в общем, сейчас решим, подожди.
— А вас не будут ругать, нет? — спросил вдруг Семён. — Вы же, наверное, должны меня схватить.
— Схватить?! — изумился Марциал. — Зачем?
— Ну, я же из прошлого… я могу знать…
— Что?!
Семён почесался. И правда, что он мог сообщить ценного людям трёхтысячного года?
— А вы не будете на мне эксперименты ставить?
Марциал рассмеялся. Зубы у него были ровные, белые-белые, и Семён с любопытством подумал, что не понимает, сколько ему лет. Двадцать, тридцать?
— А вам сколько лет?
— Семьдесят два, — сказал Марциал серьёзно. — Марциал Зельвенский, ведущий физик в лаборатории практической темпорологии… Не знаю, как это переведёт Тень.
— Офигеть! — восторженно сказал Семён. Потом испугался: — А Зиль сколько? Ей что, сорок лет?! Вы теперь сколько живёте, по тысяче лет?
— Ну поменьше всё-таки, хотя это вопрос, о какой жизни мы говорим: биологической или цифровой. Нет-нет, Зиль шесть с половиной, она и правда моя дочка. Ну, биологически и… — Марциал задумался. — Это трудно объяснить, наверное.