— Удобства мы для него создали… — задумчиво согласился Иван. — Отчего ж он так ждал этого аванса, чтобы напиться до чертиков, а-а? Просто так? Эхе? Вон и дочки, говоришь, у него отличницы! — Иван многозначительно глядит на напряженный, резко очерченный за рулем профиль мастера Гени, качает головой. — Скажу так: бригада ваша помогла ему, сделав его Лехой, и помогла крепко: с чьей-то фиги все началось… Вот. Теперь, конечно, не смешно.
— Ладно. Допускаю, с Лехой… действительно сами виноваты. Но вот с третьим-то, Володей-грузчиком, обратная история вышла — всей бригадой не отстояли. Пришел он к нам, понятно, из «дырки», как и прочие кандидаты. Разгружал по ночам вагоны на путях: зимою мерз, летом пекся на жаре. Пил консервной банкой «чернило» из ведра, купленного за три рубля у охранника, а однажды проснулся и не захотел опохмелиться… Могла такая перемена произойти с человеком? Могла. По себе знаю. И вот решил он податься от вчерашней «легкой» жизни подальше куда — на завод. Пришел к нам на линию — в рабочую бригаду, про которую, было дело, даже говорили по радио и писали в газетках. Да вряд ли пришел он к нам оттого, что услышал про нас или вычитал в газете… Сам пришел — отдел кадров им как раз и не занимался, и, думается мне теперь, не славы нашей ему захотелось и не моторы прославленные штамповать, а чего-то другого… Может, хотел человека в себе тут, на линии, найти? Ладно. Стал у Мамонта, и пошло у него вроде все неплохо — ну, не сравнить же было с прежними кандидатами… Да-а. Но вот по той лишь причине, что человек уже предпенсионного возраста и седина обрызгала голову, косилось на него наше начальство и, чувствуется, не доверяло ему до конца. Он-то вначале и крепился, снося косые взгляды, а как почувствовал однажды, что ему уже не выбраться из ямки, потихоньку взялся за старое. А потом не вышел и на субботник. Хавронич обрадовался, будто того и ждал. Собирает у контрольного столика бригаду да прямо с места — в галоп. Дал ему принародно в кости, а потом просит… нет — заставляет! — написать заявление на увольнение по собственному желанию. Мол, увольнять тебя за прогул по статье — волокиты больше и для тебя же хуже, когда до конца измарают трудовую книжку. Тот, правда, в панику: просит, клянется, плачет… Видать, что слабый человек. Не допускает его мастер, к работе и, трезвого, здорового, отправляет домой. Мы тогда и не разобрались, в чем дело, один Самсон покипятился да в одиночку-то скоро спустил пары и остыл. Да-а. На другой день грузчик является на линию вдрызг пьяный… Тут уж пришлось законно отправлять его домой. Со всеми вытекающими отсюда последствиями. Созывается профсоюзное собрание. Вопрос старый, как наша линия: что делать с нарушителем? Месяц как пришел, а такого успел натворить… Бригаду подвел. У самой же бригады мнения на сей счет разделились: одни, вроде Хавронича, за вынесение дела на профком, чтобы все же уволить, другие, как Самсон, предлагают взять на поруки. Тогда за решение мастера отдает свой голос и бывший начальник цеха, Чуприс: мы, мол, не воспитательный пансионат, а трудовой коллектив, по радио о нас говорят. Спрашивают у грузчика причину невыхода на субботник. Он возьми и сознайся: ездил в деревню, под Пуховичи, чтобы к зиме мать-старушку в дом престарелых оформить. До собрания, значит, стыдился признаться, а тут, видать, допекло… Ага, одна причина выясняется. Почему одна?.. Вот слушай. Неожиданно поднимается Самсон и проливает свет на самого Хавронича: «Да ведь ты, Давыдович, тоже не был на субботнике, а ездил в деревню кабанчика свежевать».
Не ожидал Хавронич такого поворота дела: рассчитывал «добить» забулдыгу-грузчика, а тут надо самому объясняться перед народом… Покраснел даже. Встает! «Да, ездил… Но вопрос согласовал с начальником цеха». Чуприс, понятно, подтверждает.
Что делать? Причина у одного и у другого. Правда, один смог рассказать о своем горе только теперь, когда его приперли к стенке, другой сумел обделать все как положено. Поэтому мастер так же неожиданно как появляется на повестке дня — исчезает, а решают далее, что делать с грузчиком… В конце концов договариваются до того, чтобы не увольнять, а лишить ста процентов месячной премии за появление на работе в нетрезвом виде. И проголосовали. Называется, докопались до истины… А отчего он появился тогда в нетрезвом виде? И после этого собрания, так и не получив потом ни разу премиальных, опять потянулся к выпивке, пока его и не уволили?.. И дело же тут не только в нем. У него, интересовался я, семья: жена да трое или четверо детей… Вот меня и задели те премиальные! Получается так: деньги те мы отобрали вовсе не у него — на выпивку он всегда сшибет рубль! — а от семьи этого грузчика. От детей его оторвали… Вот что обидно! И в бригаду, знаю, эти полста рублей не попали…