— Я дал указание руководителям завода послать вам людей на постройку ферм на новом месте.
— Но когда еще это будет!.. Да пока скот привыкнет к новому месту… Вот и вы часто ездите и по себе знаете, что на новом месте плохо спится.
— Я везде хорошо сплю: и в гостинице, и в машине, жаль только, времени не хватает для сна!
— Дело не в этом. Ведь коровы, если их хоть чуть потревожить, перестают давать молоко. Вы знаете будочника бай Дафина. Так вот его корова перестала доиться, потому что поменялось расписание поездов.
— Ничего страшного!.. — замахал руками Солнышко. — Если накормить ее как следует да помассажировать вымя — так и молоко будет… Да мне ли тебя учить! Ты должен это знать лучше меня!
— Потому и говорю, что знаю. Все это не так просто, гораздо сложнее, чем планы составлять.
— Слушай, Георгиев, я тебя уже раз выручил, можно сказать, спас от неминуемой тюрьмы. Я тогда сказал: «Оставьте его! Он еще молод, способный специалист. Исправится…» — Солнышко встал в позу вратаря. — А ты вместо благодарности, вместо того, чтобы помогать мне, всячески стараешься подставить ножку, игнорируешь мои указания. Да знаешь ли ты, что есть указание привлечь тебя к ответственности. Не только к партийной, но и судебной. Но я… решил дать тебе последнюю возможность спасти свою честь коммуниста. Хотя… какой ты коммунист? Я же знаю, как ты пролез в партию! Таким же способом, как когда-то отец твой в кооператив… А только что я получил сообщение и о твоей жене… Она, видите ли, утверждает, что судьба болгарской нации под угрозой — Болгария, мол, при коммунизме станет страной цыган. И правильно товарищи предлагают уволить ее, направить в какую-нибудь цыганскую школу или турецкую — в Родопы, раз она может письменно заявлять, что турки и цыгане размножаются, как кролики, а в болгарских семьях рождаемость сведена на нет. Только человек, в чьих жилах течет не болгарская кровь, может писать такую ересь! Ишь, распоясалась! Ты думаешь, мы ничего не знаем? У меня в сейфе и на нее собрано достаточно материала. Не заставляй меня открывать этот страшный ящик! Небо с овчинку покажется! Думаешь мы не следим за ее экскурсиями на завод? Вроде водит учеников, а сама так и рыщет по заводу… Знаем, кого ей надо!
Дянко Георгиев ослеп от боли. Солнышко словно полоснул его по сердцу ножом. Этот тип не стесняется плевать в чистую душу жены! Дянко никак не мог оправиться от удара. «Зачем он приплел Мару и кто посмел обливать ее грязью? Кто этот подлый доносчик? Кроме Савки, жены бывшего партсекретаря, которого перевели на работу в райпотребсоюз, больше некому! Она и тогда, когда ребята помогали чистить кукурузу, поднимала шумиху».
Дянко передернуло, когда он подумал, что будет с Марой, если она узнает об этой гадости.
И Дянко обмяк, растерялся… Он готов был стерпеть любые надругательства, понести любое наказание… Пусть делают с ним что хотят, только бы ее оставили в покое. Ему было хорошо известно, как она ранима. Это может погубить и ее, и ребенка!..
Он знал, что Солнышко не из тех, кто бросает слова на ветер. Нет, Солнышко выгонит его из председателей и глазом не моргнет. Исключит из партии, сотрет в порошок… Если бы это случилось раньше, до женитьбы, он бы не боялся, боролся бы, но теперь он не один и не имеет права рисковать. С этим деспотом по-человечески не договоришься. Он требовал беспрекословного, рабского подчинения. И Дянко Георгиев впервые почувствовал себя так, словно его связали но рукам и ногам, заткнули рот…
— Что ты вытаращил на меня глаза? Свои законы устанавливать не позволю! Подумай как следует и, засучив рукава, принимайся за дело. Ты и теоретик и практик. Не мне тебя учить, как стать на горло этим хитрым бестиям, орешчанам, выжать из них все, что можно. Ясно? Нам нужен всего один год — один только год — и завод вступит в строй. Тогда возьмемся и за село, тогда начнется процесс его возрождения и процветания. Герой только тот, кто способен перенести самые трудные испытания.
Дянко смотрел секретарю прямо в глаза. Казалось они светились подкупающей искренностью. Можно было и в самом деле подумать, что этот человек верит в свои слова. Но Дянко знал его, как облупленного.
— Выбирай одно из двух: или почет, или… — прошипел Солнышко, — раздавлю, как гниду! Мокрого места не останется. Ты что из себя воображаешь? Думаешь те, за кого ты хлопочешь, заступятся за тебя? Никто из них даже пальцем не пошевелит. Да и кто посмеет? Видишь ящик? Здесь лежат документы, в которых все указано и доказано. Отец твой был кулак, по семь шкур сдирал с односельчан, так вот пишут о нем товарищи. Да и у самого у тебя рыльце в пушку! Кажись, и ты ходил в бранниках[21]. Это еще с первого обследования мне известно.