— Фракийцы — народ темпераментный, пламенный. Мы, северяне, более открытые и более трезвые. А фракийцы — они скрытные, больше молчат, но их лучше не тронь. «Вина выпив, ножи вынимают, хлебнув водки — ружья!» — так что ли в песне поется? Так вот это о них. Не случайно у нашего Яворова[23] такая судьба. Он ведь родом из Чирпана[24]. Вот и наш инженер… Молчал, молчал, а потом — раз! и забил нож в спину Солнышку.
— Нож забил народ! — возразила Мара.
— Ну, это ты брось! Кто послушает народ! Почему не послушали раньше? Все это дело рук того человека, который прятался от фашистов в доме отца инженера. Слабый сильному ничего сделать не может. Только сила может одолеть силу. Слабый, правда, тоже может, но хитростью.
— Ну, понес! Ты из него скоро хитрого грека сделаешь! — рассмеялась Мара.
— Ничего подобного! Хотя, я считаю, Византия оказала на Фракию более сильное влияние, чем на Северную Болгарию. Но я не о том, а о их горячем темпераменте. Он не случайно сочиняет стихи. Это кровь южанина в нем бурлит, не дает ему покоя.
— По-твоему, все наши видные поэты из Южной Болгарии?
— А что, разве не так? И Ботев, и Смирненский, и Вапцаров — все они из Южной Болгарии! А вот что касается прозы, тут наша взяла. Елин-Пелин, Йовков да и сам Вазов, если хочешь, — он ведь жил в Берковице и в Одессе, там писал свой знаменитый роман «Под игом». Собственно, здесь строгую границу провести трудно, но что касается главного инженера, то это верно. Раз он самого Солнышка смог осилить, быть ему теперь в почете и на заводе, у рабочих, и в селе.
— Значит, теперь ты его будешь бояться? — съязвила Мара.
— Нет, не такой он человек, чтобы его бояться. Мы ему должны помогать. Я вот созвал собрание и мы решили: «Будем помогать рыть бассейн, раз и мы в этом бассейне купаться будем. Будем копать канавы для водопровода, раз вода и в гору поднимется, к овчарням и пастбищам!» И знаешь, кто больше всего ратует за это? Игна и такие, как она, те, кто воевал с Солнышком. Народ — это же чудо! Надо только уметь его вести! Это целое искусство! Я признаю, что плохо владею этим искусством. Но разве у нас мало таких, как Солнышко, бывших портных, парикмахеров, столяров, маляров, жестянщиков, которые заняли высокие посты и думают, что быть руководителем — это все равно, что раз плюнуть, проще пареной репы. Вот в чем беда! Я бы хотел быть рядовым работником. Скажут — нужно, будем строить, а нет — так не будем. Сейчас мне хорошо: и «сверху», хотят и «снизу». А мне больше ничего не надо!
Дянко так увлекся рассуждениями, что не заметил, как Мара вышла на балкон к ребенку, который проснулся. Детский сон обманчив, недолог. Не успеет мать поднести несколько ложек ко рту, как уже раздается во всю «уа-уа!» что означает: «Я голодный! Покорми меня!» Мара перепеленала сына и, взяв его на руки, дала ему грудь. Отец встал из-за стола и вышел, а мать осталась с ребенком, одна в полной тишине, только слышно было, как агукал малыш. Это агуканье заполняло собой всю комнату и было для матери милее всякой музыки…
Накормив ребенка, Мара встала, взяла его на руки и вышла на балкон. Она смотрела туда, где среди других заводских строений виднелось здание заводоуправления. Она пыталась отыскать глазами кабинет главного инженера, где была единственный раз в жизни, но запомнила это на всю жизнь. Мысленно вошла туда с ребенком на руках и, показав на сына, сказала инженеру: «Вот моя единственная радость, мое счастье! Благодарю вас!» Сказала бы так и вышла. Ей хотелось как-то выразить ему всю силу своей благодарности. Она не виделась с ним с того памятного дня, и ей казалось, что слов «Большое спасибо!», наскоро брошенных ему Дянко, совершенно недостаточно. Но что она может сделать сейчас. Пойти к нему с ребенком и поблагодарить, как это ей пришло сейчас в голову, неудобно и не совсем прилично. Хотя, в сущности, что здесь такого? Любая другая женщина сделала бы это, не задумываясь, без всякого стеснения. Мара всегда учила детей быть скромными, ненавязчивыми, и сама всегда была такой, это был ее принцип в отношениях с людьми. Она привыкла взвешивать каждый свой поступок, каждое слово. Нет, она ни за что не допустит, чтобы досужие языки начали перемывать ее косточки: «Пошла к инженеру? Он был ее бабкой-повитухой, а она теперь несет ему ребенка! Глядите, мол, люди добрые! Словно он ей муж!» Да она еще в селе побывать не успела, орешчанские бабы сразу понесут: «К нам и не подумала зайти, а к главному инженеру потащилась с ребенком!»