В зимние дни, когда в каждом доме бочки были полны вином, кадки — квашеной капустой, а из кухонь в обед и вечером разносился запах жареной свинины, орешчане не могли спокойно наслаждаться плодами своего нелегкого труда. Вкусные, аппетитные куски мяса и глотки сладкого вина застревали в горле, казались им горше полыни от долетавших до них слухов о дальнейших прожектах Солнышка.
И взаправду скоро на орешчан нахлынуло новое бедствие.
Завод уже занял все поречье, теперь ему нужны были новые участки земли. Однажды ночью бай Дафин, прибежав в деревню, поднял тревогу:
— Вы! Довольно спать! Челебийский лес рубят!
Орешчане, не поняв спросонья, что произошло, выбегали на улицу.
Лес был их защитником и кормильцем. Какие бы сильные ветры ни дули с той стороны, они разбивались о зеленую стену вековых деревьев, часто вовсе не долетая до села. Иногда прорывались, но уже слабые, легкие, летом несущие прохладу, а зимой — веселые танцы снежинок. Лес спасал село и от града, Ревут, стонут горы, красные зловещие молнии вспарывают раз за разом черное небо, но, доползя до Челебийского леса, страшные тучи поворачивают назад, поливая градом голые склоны и вершины гор и оставляя нетронутыми поля.
Случись ли засуха, взоры орешчан снова обращались к Челебийскому лесу — он своей неувядающей свежестью, словно неотразимая красавица, заманивал в долину тяжелые дождевые облака, отрывая их от гордых, самовлюбленных гор, воображающих себя пупом земли, думающих, что и земля, и солнце, и тучи — все должно любоваться только ими и что только они дают жизнь рекам, лесам, подземным кладам.
Случалось, что другие села, вырубившие свои леса, изнемогали от зноя и засухи, не видя за все лето капли дождя; Челебийский же лес притягивал тучи, которые проливались благодатным дождем лад селом Орешец.
С незапамятных времен стоит этот лес. Много легенд сложилось о нем. Много раз покупали и перепродавали его купцы-челеби[11], но ни у кого не поднялась рука его срубить. Существовало поверие, что тот, кто уничтожит Челебийский лес, умрет, как только замахнется топором на последнее дерево. Огненная стрела сразит его насмерть. Сколько бы ни было вокруг людей, она поразит именно его, именно он рухнет на землю замертво. Дед бай Дафина перед смертью, когда его спросили, почему лес называется Челебийским, сказал попу на исповеди: «Там, в лесу, есть могила турецкого купца-челеби, который был убит за то, что хотел уничтожить лес».
Ходили, искали могилу, обшарили весь лес, но никакой могилы не нашли. А то еще бабушка Игны рассказывала, что когда-то, давным-давно, даже боги вели войну из-за этого леса.
В Челебийском лесу некогда укрывались гайдуки[12]. После того как по соседству с лесом были убиты несколько кровопийц-османов, турки, якобы по велению ихнего аллаха, пытались не вырубить, а подпалить лес. Но христианский бог, узнав о намерении басурман, послал сильный дождь и погасил пожар. И турки стали обходить Челебийский лес десятою дорогой, он стая надежным убежищем и приютом повстанцев.
Преступников преследовали только до леса. А беглец, пробыв два-три месяца в лесу среди бунтарей, возвращался домой, и никто его уже не трогал. Согласно тогдашним турецким законам, тот, кто не пойман во время преступления, уже не считался виновным.
Болгарские крестьяне, убирая кукурузу, должны были складывать ее в две одинаковые кучи: одну для себя, другую для турок. К концу дня представитель местной турецкой власти обходил кукурузные поля и давал указания: «Вот эта куча — наша, а ту можете увозить домой!» Только после этого можно было свозить урожай с поля. То же самое повторялось и на току с пшеницей. Лежит зерно на току и ждет, пока турки благоволят разрешить его свезти. Крестьяне увезут добрую часть урожая в лес да и спрячут, а остальное разделят надвое, как положено. Придет к вечеру турок, даст милостивое позволение прибирать зерно с тока, так они и это свезут, и ночью тайком привезут то, что было припрятано в лесу.
А сколько песен было сложено орешчанами о лесе! «Лес ты мой, лес…» — запевали старики, вспоминая далекое прошлое, а молодые подхватывали припев о Челебийском лесе:
Имя девушки менялось: вместо Цветы пели о Пене, Веле — в зависимости от того, кому из девушек посвящался припев, но название леса оставалось неизменным. А дети даже переделывали некоторые песни, вставляя, где только можно, слово «Челебийский».
11
Челеби — турецкое слово, означает господин, барин. Отсюда и название леса — Челебийский.