— Да разве ж это жизнь! — жаловалась она соседкам и, не выдержав, отправилась к мужу на завод да там и осталась.
И только через неделю вернулась вместе с мужем на грузовике.
— Никак переселяешься на завод? — спрашивали удивленные соседки, кивая головами на нагруженный домашним скарбом грузовик.
— Да нет! Просто поеду на время к мужу. У него ведь язва, он не может питаться в столовке, буду ему готовить.
А когда на следующей неделе снова приехал грузовик и на него погрузили всю мебель, которая осталась в доме, женщины уже ни о чем не спрашивали. Они видели, как Тучиха лазила по окнам, снимая тюлевые занавески, и поняли, что это бегство.
— Раз уже Тучи снялись с места, то нам и бог велел!.. Нет для нас больше неба в родном селе!
В город выехала семья бывшего продавца сельпо Нецо. За ними потянулись и другие.
17
Сыботин застал Игну разгневанной, как Баба Марта[13]. Вместе с таянием снегов таяло что-то и у нее в груди, но она упорствовала, сопротивлялась, не хотела признать себя побежденной.
— Вот какова их цель! Дорваться до лакомого куска, а потом показать селу кукиш. Обманули народ. «Вступайте в кооператив! Социализм! Братство! Равенство!». А сами собрали манатки и смылись. Вот тебе и Туча! Сегодня здесь, а назавтра и след простыл! А мы должны расхлебывать всю эту кашу!
Сыботин никогда не мог переспорить жену. А уж если Игна сердилась, то это была настоящая фурия, и в такие минуты лучше было ей не перечить. Сыботин терпеливо подождал, пока улеглась буря, и осторожно повел разговор:
— А тебе кто мешает? Квартиру, если ты решишь переехать, и нам дадут. А так зачем она мне? Туча вот и вчера мне говорил: «Ну что ж ты, Сыботин, отстаешь? Давай переселяйся! Соседями будем». Обещают двухкомнатную, на одной площадке с Тучей.
— Нужна мне их квартира, дальше некуда! — вновь разлютовалась Игна, обдав мужа мартовским холодом.
— И чего упрямишься? Ну, разве можешь ты повернуть назад колесо истории?
Сыботин, поработав на заводе, наловчился вставлять, где надо, сильные, веские слова.
— Чего ты хорохоришься, буксуешь, будто трактор в болоте!
— Уезжайте хоть все! Я и не подумаю. Пойми это и заруби себе на носу!
— Но почему, почему? Вот и Рашко в воскресенье увозит семью. Жена ты мне или нет?
— И как это ты вспомнил, что я твоя жена?
Сыботин только развел руками.
— Там ведь к вам баб понаехало уйма! Зачем тебе я? Живи себе с этими… пьяницами, шлюхами… — и она пошла ругать всех мужчин, работающих на заводе. — Вам это на руку. Вы только для блезира приглашаете жен, зная, что они не поедут. Это не завод, а вертоп!
Она хотела сказать: «вертеп».
— И какая это муха тебя укусила сегодня?
— У меня есть дом, и я буду в нем жить, а ты себе как знаешь. Хочешь — живи один!
— Не болтай глупости! Давай лучше сядем и потолкуем по-человечески! — и Сыботин, схватив жену за руку, усадил ее рядом с собой на стул.
Игна сидела насупленная и молчала, отвернувшись.
— Разве я виноват, что так развернулись события? Вот строим завод. Мы тоже были против, но разве можем мы, маленькая кучка людей, одно небольшое село, диктовать свои законы всей рабоче-крестьянской Болгарии? Есть села, где люди просят, умоляют, чтобы им построили завод, потому что на заводе они будут больше денег получать, чем в кооперативе.
— И строили бы там, где плачут, а не здесь! Село было как картинка, как цветущий сад, а теперь что?
— Удивляюсь я тебе, Игна! У тебя нет горизонта!
— Я тебе такой горизонт покажу, что век не забудешь! Обманывают вас там эти, у которых ни совести, ни чести нет, что спят сегодня с одной, завтра с другой. А бабы сегодня выходят замуж за одного, завтра за другого…
— Ну уж это ты загибаешь. Ничего такого нет. А разве здесь, на селе, не разводятся? Вон братья Горановы, разве не сменили жен?
— Горановых я не считаю за людей! Это же цыгане!
— Пришло время, Игна, не делать разницы между цыганами, болгарами, румынами… Там, на заводе, этого нет. Кто хорошо работает, тому и почет! К братству идем. Через труд — к братству!