Он часто работал с ней в одной смене, она все время была у него на виду. Лидия была молода, а молодость, как известно, берет свое. И она, наверное, берет от молодости все, что может, полными пригоршнями. Когда и с кем, Сыботин не знал и не интересовался. Ему нравилось, что она знает свое дело и работает с полной отдачей. Он любил, когда на кране была Лидия. С ней все шло легко и ладно, не то что с ее сменщиком Вакрилом, который вносил в работу нервность, хаотичность. Сыботин довольно быстро привык к Лидии. Он нуждался в ее улыбке, приветливом взмахе руки в перчатке.
— Давай, давай, бай[17] Сыботин! — весело кричала сверху Лидия:
— Какой я тебе «бай»!
— Так ведь десять лет — это не мало. Я имею право называть тебя «бай».
— Брось ты это величанье! Моя Игна всего на три-четыре года старше тебя, так что, выходит, и она должна говорить мне «бай»?
— Игна может называть тебя, как ей вздумается. Она твоя жена, и это ее дело. А для меня ты «бай» не только по годам, а и по положению.
Сыботину, конечно, было приятно, что она называет его уважительно «бай Сыботин». Он улавливал в этом своеобразное кокетство. Называя его «бай Сыботин», Лидия словно бы превращалась в молоденькую девушку, еще не знающую мужчин, любопытную поскорее раскусить, что они из себя представляют. Рабочие его участка тоже смотрели на него, как на старшего по возрасту. Кого только здесь не было: крестьяне и горожане, молодые и старые, партийные и беспартийные, раскаявшиеся грешники и строгие моралисты, воры, лжецы, хулиганы. Завод был огромной мельницей, перемалывавшей и зерно, и куколь. И среди этого пестрого люда бросалась в глаза огромная фигура Сыботина, его добродушное лицо, густые, спутанные, припорошенные строительной пылью волосы. Он пришел на стройку простым рабочим и как-то незаметно, не преследуя никаких особых целей, стал продвигаться вверх. Возможно, если бы не Туча, то с этим повышением вышла бы задержка, но оно все равно не заставило бы себя долго ждать, потому что Сыботин в своей жизни не знал ничего другого, кроме труда. На заводе он был тот же, что и на поле — ранняя птаха, добрый хозяин, который и сам умеет работать, и других учит. И когда в конце смены все с облегчением бросали работу и уходили, Сыботин аккуратно, по-хозяйски собирал и складывал инструмент. Это лучше всяких напоминаний подсказывало рабочим, что им надо делать то же самое. Мало-помалу к нему подключились и остальные, пока на участке не был наведен образцовый порядок.
Это не укрылось от глаз начальства. На участок было направлено несколько комиссий, но они ни разу не застали рабочих врасплох. Сыботина премировали и повысили, что еще больше подняло его в глазах товарищей по работе, в глазах Лидии.
Яничка пришла к нему как раз тогда, когда рабочие участка хлынули к нему в комнату с поздравлениями. Этот поток влился и в ее душу, смыв с нее мерзость подозрений.
Сыботин смутно угадывал, что Лидия относится к нему не совсем так, как ко всем остальным. Казалось, она все ждала чего-то. При встрече с ним она заметно оживлялась, стала чаще заходить на его участок, задерживалась, словно невзначай, после работы, не стесняясь, забегала к нему в барак, хотя он жил не один.
Лидия вообще не стеснялась мужчин. Даже когда ее, бывало, спрашивали, не боится ли она поздно возвращаться в свой барак одна, Лидия отвечала:
— Я мужчин не боюсь, боюсь женщин! Мы, бабы, намного хуже.
Иногда она позволяла странные выходки, которые Сыботин не мог себе объяснить.
Могла, например, заявиться, когда он уже спал. Письмо, мол, написала, а марку купить забыла. Зашла, дескать, за маркой…
Сыботин знал, что Лидия пишет письма раз в год, не чаще. Из родных никто никогда к ней не приезжал, будто все ее забыли, да и здесь она ни с кем не сблизилась, ни к кому не прибилась. Все ее сердечные привязанности давали осечку. Появится на горизонте какой-нибудь обожатель, начнут сыпаться в ее огород камешки: «Эй, Лидия, с тебя причитается! Дело-то совсем на мази!» Отшутится в ответ: «А то как же! Обязательно!», а через несколько дней глядь — снова одна. Скора была на знакомства, но еще более скора на разрыв. Те, кто помоложе, после первых же встреч разочаровывались. Им претило изучение характера и всякие другие проволочки, они торопились сразу, при первом же свидании, взять быка за рога. Оставшись на бобах, начинали воротить нос в сторону. Любовь их тут же жухла, чтобы вскоре расцвесть на новом месте. Более серьезных, по всему видно, отпугивали ее строгость и сдержанность, во всяком случае ее трудно было увидеть несколько раз подряд с одним и тем же человеком. Это ее одиночество среди многолюдья невольно вызывало у Сыботина сочувствие. Иногда он, как подобает старшему, шутя подбадривал ее: