Эм Джи был так же одинок, как и ее бабушка. Он безмолвно нес свою тяжелую ношу, скрывая ее с помощью неиссякаемого юмора и отчаянной бравады. Кэтлин не могла этого вынести. Она не могла позволить Эм Джи винить себя за это, что на самом деле было его бедой.
— Ты бросил работу, — мягко спросила она, поднимаясь с кушетки. — Почему?
Он пожал плечами.
— Давно надо было уйти. Но по-настоящему я понял это только тогда, когда увидел тебя лежащей на кровати, среди всей этой медицинской аппаратуры. Пит был прав. Я зашел слишком далеко. Когда я захватил тебя, то не думал о последствиях. А теперь буду помнить об этом до конца своих дней.
— Ну а система распространения наркотиков, которую ты раскрыл в одиночку, рискуя жизнью? Разве она не стоила этого?
Он поднял на девушку измученные глаза.
— Конечно нет. Неужели ты еще не поняла? В мире нет ничего, что стоило бы твоей жизни. Я понял это, когда ты умирала у меня на руках.
Неимоверным усилием воли Кэтлин заставила себя улыбнуться.
— Кое-что все-таки есть, — возразила она. — Знаешь, что я сделала в первый же день, когда меня выписали из больницы?
— Кэтлин…
— Пошла и купила «самый обалденный музыкальный центр», какой смогла найти. А еще массу дисков, несколько дюжин. С тех пор этот «огромный старый мавзолей» полон музыки. Я заказала буклет Стенфордского университета, чтобы узнать, нельзя ли брать уроки сценического мастерства. Когда я была девчонкой, мне очень хотелось играть на сцене, но это как-то не вязалось с моим образом жизни. Если бы меня не похитил сумасшедший в гороховом пальто, у которого живет домашняя игуана, мне никогда не пришло бы в голову сделать это.
— Но ведь ты чуть не умерла, — заметил он.
— Это неважно, — заверила она, подходя вплотную к Эм Джи и отчаянно мечтая разделить с ним радость новых открытий, снова вовлечь в ту жизнь, которой он когда-то так щедро поделился с ней. — Я жила. Я испытала на себе лучшие и худшие стороны жизни и поняла, что это совсем не так страшно, как мне казалось. По правде говоря, это было чудесно. Как глоток крепкого виски, обжигающего горло.
— Это не изменит меня.
— А кто ты такой? — требовательно спросила она. — Человек, совершивший ошибку? Ну что ж, мне неприятно огорчать вас, мистер, но в этом смысле вы далеко не одиноки. В городе полно людей, похожих на вас. — Девушка улыбнулась, встревоженная, взволнованная, желающая только одного — заставить его понять то, что неожиданно поняла она сама. — И все же они совсем не такие. Не у многих есть любимая ящерица.
Наступила гнетущая пауза. Молчание висело в воздухе, как тонкая пыль.
— Была любимая ящерица.
Кэтлин не знала, смеяться ей или плакать.
— О нет! — простонала девушка. — Она не могла…
Эм Джи провел рукой по волосам.
— Нет. Бабушка Чанг отдала ее на время своему внуку. Но его невозможно уговорить расстаться с ней.
— Это очень плохо, — согласилась девушка. — Мне так хотелось познакомиться с Саем.
Опять молчание. Тобин целую вечность смотрел в окно.
— Ты действительно купила центр?
Снова эта глупая, безумная надежда, словно у нее внутри кипел сосуд с жидкостью, готовый вот-вот взорваться. Кэтлин даже не заметила, что прижала руку к груди, будто хотела предотвратить катастрофу.
— Я признаю, что Джимми Дин очень хорош, когда играет с «Крейзи», — сказала она, боясь дышать. — Но больше всего мне нравится то, что он делает с «Буффало Спрингфилд».
Эм Джи крепко зажмурился, словно ему было больно смотреть на свет. Это было чересчур.
— Пожалуйста, Кэтлин, перестань. Ты не представляешь, как мне было трудно уйти от тебя.
И тогда она сделала то, за что ее сурово осудил бы лечащий врач. Не говоря уже о бабушке. Она схватила Эм Джи за плечи и развернула его лицом к себе.
— Ох!
На его лице появилось испуганное выражение. Кэтлин отмахнулась.
— Со мной все в порядке. Когда мне больно, я так и говорю. А ты не думаешь, что перед уходом имело смысл поговорить со мной?
Она видела, что в его глазах, полных горечи и самоуничижения, разгорается крохотная искорка надежды, ищущей путь наружу. Такая же слабая, как когда-то горела и в ней.
— Ты же собиралась держаться подальше от меня. Сама говорила.
Она боролась со старыми воспоминаниями, еще более старыми привычками и вспомнила недавние уроки.
— Это потому, что я боялась за тебя. И не хотела, чтобы ты чем-то жертвовал ради меня. Боялась быть камнем у тебя на шее.
Девушка совсем сбила его с толку.
— Камнем? Каким камнем?