Скропотов еле отбился от Мелитоновны и начал прием. Не тут-то было!.. Из горкома партии позвонил сам Потетеря и потребовал, чтобы не задерживались бы сведения по складскому хранению: кто-то, очевидно, «накапал» ему про те чушки, что завез еще в прошлом году Куперляп. А только кончился разговор с Потетерей, из милиции сообщили, что Лешка Клещ опять сидит в отделении за попытку добыть пол-литра в неурочное время. И тогда, поручив все дела Макарихину, Скропотов поехал в облплан: там работала Инга и туда он любил направиться, если уж очень донимала текучка…
Но не так-то просто было вырваться; в вестибюле к Скропотову подошла группа работников завода, громко споря о предложении Сусалова. Тут были и Пурцман, и Кобяко, и Шурлыга, и Кобыла-без-ног, и Евсейчик, и Рубахо, и, конечно, Войвойский, и Краюхин, и Митюхин, и Пампухин, и Мотя, и Соня, и Лелька, и Ерофеич, и Пахомовна и много, много других…
В настоящее время исторические романы у нас пишутся в основном в трех манерах: 1) почвенной, 2) стилистической и 3) халтурной.
Возьмем в качестве сюжета исторический факт, послуживший художнику Репину для его знаменитой картины: царь Иван Васильевич Грозный убивает своего сына — царевича Ивана, и посмотрим: что бы сделали с таким эпизодом автор-почвенник, автор-стилист и просто халтурщик.
1. ПОЧВЕННИКИ
Авторы-почвенники (они же — кондовые, подоплечные, избяные, нутряные и проч. авторы) отличаются такой манерой письма, что их произведения не могут быть переведены ни на один язык мира — до того все это местно, туземно, подоплечно, нутряно, провинциально, диалектно. Например:
Царь перстами пошарил в ендове: не обыщется ли еще кус рыбины? Но пусто уж было: единый рассол взбаламучивал сосуд сей. Иоанн Васильевич отрыгнул зело громко. Сотворил крестное знамение поперек рта. Вдругорядь отрыгнул и постучал жезлом:
— Почто Ивашко-сын не жалует ко мне? Кликнуть его!
В сенях дробно застучали каблуки кованые трех рынд. Пахнуло негоже: стало, кинувшись творить царский приказ, дверь открыли в собственный государев нужник, мимо коего ни пройти, ни выйти из хором…
Не успел царь порядить осьмое рыгание, — царевич тут как тут. Склонился в земном поклоне.
— Здоров буди, сыне. По какой пригоде не видно тя, не слышно?
— Батюшка-царь! Ханского посла угащивал, из Крымской орды прибывало. По твоему царскому велению. Только чудно зело…
— Что ж тебе на смех сдалося?
— У нехристя-то, царь-государь, башка — стрижена.
— Ан брита, царевич, — покачнул главою Иоанн Васильевич.
— Стрижена, батюшка.
— Не удумывай! Отродясь у татар башки бриты. Еще как Казань брал, заприметил я.
— Ан стрижено!
— Брито!
— Стрижено!
— Брито!
— Стрижено, батюшка, стрижено!
Темная пучина гнева потопила разум царя, застила очи. Кровушка буйно прихлынула и к челу, и к вискам, и к потылице. Не учуял царь, как подъял жезлие, как кинул в свою плоть.
— Потчуйся, сукин сын!.. Брито!..
— Стри… — почал было царевич, да и пал, аки колос созрелый под серпом селянина…
А уж стучали коваными каблуками и рынды, и окольничие, и спальники, и стольники, и иные царского двора людишки…
Царевич, как лебедь белая, плавал в своей крови…
2. СТИЛИСТЫ
Авторы-стилисты всех исторических лиц списывают с собственной прохладной персоны. Например:
Встал рано: не спалось. Всю ночь в висках билась жилка. Губы шептали непонятное: «Стрижено — брито, стрижено — брито». Ходил по хоромам. У притолок низких дверей забывал нагибаться: шишку набил. Зван был лекарь-немец, клал примочку.
Рынды и стольники вскакивали при приближении. Забавляло это, но чего-то хотелось иного, терпкого.
Зашел в Грановитую палату. Посидел на троне. Примерился, как завтра будет принимать аглицкого посла. Улыбнулся, вспомнилось: бурчало в животе у кесарского легата на той неделе, когда легат сей с глубоким поклоном вручал свиток верительной грамоты…