В № 6 нашего журнала мы полностью разбили необоснованные доводы горе-рецензента Лохматищева. Казалось бы: вопрос исчерпан… И что же? Почта принесла нам очередной, октябрьский выпуск все того же малоинтересного и, в сущности, беспринципного издания «За здоровый быт, против нездорового быта!». На 27-й странице этого органа мы с удивлением прочитали новый наскок Лохматищева на нас. На сей раз статейка называется «Путаник в роли поучителя». Нетрудно догадаться, что под путаником бестолковый полемист имеет в виду нас. Чем же мы так не угодили Лохматищеву? А вот чем: наше утверждение, что уход мужа из семьи чреват для жены неприятными переживаниями, вызывает у него ряд насмешек, и только. Как?! Неужели же Лохматищев решится утверждать, что жена довольна, если ее супруг оставляет дом и переезжает к другой женщине?.. Ведь он утверждает, что в доме после отъезда мужа и отца стало «морально чище» (подчеркнуто нами). Иными словами, сотрудник журнала «За здоровый быт, против нездорового быта!» ратует за разводы!..
Но ведь это же — умора! И еще большей уморою кажутся нам рассуждения автора двух откликов на нашу рецензию о том, что и вообще-то уходы и возвращения супругов способствуют счастливой семейной жизни, ибо они «освежают» супружеские отношения!.. Так прямо и написано: «ос-ве-жа-ют»! Ого! Ну и ну! Нет, тов. Лохматищев, советский брак — это не танец кадриль, в котором кавалеры и дамы то сходятся, то расходятся под легкомысленную музыку! И журнал «За здоровый быт, против нездорового быта!» должен был бы отстаивать единственно разумный тезис в семейных делах: никаких разводов — даже временных.
Но если угодно, еще большею уморою, чем предыдущие уморы, представляется нам утверждение неудачливого психолога Лохматищева, что будто бы сложные и, как он пишет, «занудные» (!) переживания жены и матери Капитолины Астафьевны расхолаживают зрителя; что будто бы автор пьесы должен был перенести за кулисы те рыдания, которыми оглашает сцену мать Ляльки. Как! Уверять нас, что для пьесы полезно, если что-то происходит не на глазах у зрителей, а где-то на задворках?! Но это значит, что наш уважаемый оппонент ни уха ни рыла не смыслит в драматургии. Ни уха ни рыла! — мы настаиваем на этой формулировке…
Стоит ли после всего сказанного удивляться, что нашему путанику-оппоненту не нравится, как мы в нашей рецензии характеризуем психологическую окраску поведения самой малолетней Ляльки? Пожалуй, не стоит. В самом деле, неужели кому-нибудь может быть неясно, что драматург дал великолепный штрих, заставив Ляльку плюнуть на вернувшегося отца — плюнуть буквально, а не в переносном смысле. В этой непосредственной, чисто детской реакции на постыдное поведение родителя сказывается большая психологическая глубина и выражается как темперамент автора, так и темперамент его малолетней героини. А унылый, с позволения сказать, «критик» бубнит в своих заметках: «Советская девочка не должна плевать на папу с мамой». Но это же — догматизм! Если ставить вопрос диалектически, надо сказать: смотри какая девочка, на каких папу с мамой, при каких обстоятельствах и в какую, так сказать, точку плюется в данном случае девочка. А в данном-то случае Лялькин папа целиком и полностью заслуживает этого плевка, и он его получает под гром аплодисментов зрительного зала. Не беспокойтесь, товарищ Лохматищев: папа с Лялей помирятся и будут жить да поживать… А вот что с вами будет, если вы станете и впредь сочинять такие рецензии, — нам неясно!
Цез. Брызгарь
Нет-нет да кто-нибудь из рецензентов и вспомнит известное высказывание О. Уайльда о том, что критика должна создавать произведения, которые имели бы самостоятельную ценность даже в отрыве от критикуемой вещи. И тогда возникают рецензии на манер нижеприведенной.