— Татьяна, убирай яичницу: не желаю я есть вашу холодную стряпню! Мало ли что остыла… Я тоже не дурака валял, а работал… Алле! алле!.. Не подходит… Рано еще… Тогда вот что… Павлик, принеси мне телефонную книжку, которая у меня на столе в кабинете… Если отец велит, надо идти сразу! Сразу, я говорю!.. Алле, это Театр имени Еврипида? Попрошу главного режиссера. На репитиции? А что он репетирует? Как, как, как?.. Какую еще «Лисистрату»? Кто написал? Переводная? Ага. А перевел кто? Почему не знаете? Ну и что же, что дежурный вахтер… Раз вы здесь работаете, должны знать! Скажите, а там на доске репетиций не видно, собираются ли у вас репетировать мою пьесу «Выпь кричит»? Я говорю: «Выпь кричит». Выпь! Выпь, я говорю!.. Выпь. Ну, что вы не знаете: такая есть болотная птица еще с длинным носом… Выпь, я говорю!.. Тьфу ты, чтоб тебя!.. Кладите трубку, я позвоню потом!..
— Ага! Принес телефонную книгу? Ну-ка, ну-ка, какой номер у этого товарища… Та-ак… Набрали… Соединили! Отлично!.. Простите, могу я попросить Аполлинария Антиповича? Вы?.. Вот радость-то! Ну, кто может радоваться общению с вами: конечно я, ваш старый друг Втиральников. Да, он. То есть я. Да. Ну, что, голубчик, не замучали еще вас рецензии? Вы еще живы? А что, если нам с вами устроить, так сказать, детский крик на лужайке? А? Часиков этак в шесть махнем-ка мы с вами в ресторанчик, примем внутрь чего полагается, съедим по куску хорошо зажаренного мяса… А? А? А?.. Ну, что там — работа! Работа в лес не убежит! Поедем, дружище! Ей-богу!.. А? А? Ну, вот и отлично! Значит, ровно в полшестого я за вами заезжаю, и мы… Ну, есть. Есть. Есть. Ну, есть. До вечера.
--
Не желая обременять читателя, опускаем остальные семнадцать телефонных разговоров, последовавших один за другим. Переходим сразу к 12 часам 19 минутам, когда Втиральников последовал в свой кабинет. Творческий процесс продолжался до 13 часов 4 минут и был прерван сообщением, что приехал шофер собственной машины Втиральникова, приехал и ждет указаний хозяина. В 13.11 Втиральников вышел в переднюю, где сидел шофер. Беседу хозяина и шофера мы воспроизводим.
— Здравствуйте, Прохор Николаевич.
— Привет… Что же ты, братец? Я тебе вчера сказал, когда приезжать? К одиннадцати, а ты…
— Свечи в моторе заели, Прохор Николаевич. Пришлось менять.
— Все равно — надо укладываться в сроки. Вот так. Теперь, значит, ты поедешь по этому адресу и отвезешь этой гражданке, которая здесь обозначена, коробку подарочных духов… Татьяна, где духи? С чего это ты взяла, что я их тебе купил?.. Давай сюда! Вот. Осторожнее, Саша, это — дорогая вещь. Хрупкая. Смотри, чтобы не разбилось, не разлилось… Да, вот еще что: там, возможно, будут спрашивать — от кого ты? Не говори ни в коем случае. Особенно — соседям. Знаю я этих соседей! Сплетни пойдут… И вместо пользы от подарка получится вред: если станет известно, что я ей сунул духи, эта редакторша ничего для меня не сможет сделать. Понял?
— Неужели же нет, Прохор Николаевич! Не первый раз развозим…
— Тссс! Ты про это забудь, слышишь? А если ты сам где-нибудь что-нибудь кому-нибудь намекнешь… так я тебя!..
— Зря обижаете, Прохор Николаевич…
— Ну ладно. Вези. И потом сразу подашь мне машину: поедем по редакциям, в театр… Батюшки! Я забыл: сегодня еще на киностудию надо попасть!..
После отъезда шофера Втиральников снова оседлал телефон:
— Редакция? Мне надо отдел искусства и литературы… Попрошу Кокорева. Спрашивает Втиральников. Да, да… Товарищ Кокорев? Добрый день. Втиральников беспокоит. Насчет того же дельца: статеечка еще не готова? Нет, я — почему? Могу дать дополнительные материалы о моем же творчестве. Так сказать: «ранний я». Весь целиком. В подлинниках — в рукописях и первые шаги на поприще… Хотелось бы, понимаете, чтоб ваша газета отразила бы мое творчество возможно полнее — тем более что ровно через четыре с половиной тогда будет мой юбилей… Ну, есть. Есть. Есть. Ну, есть. Извините, что потревожил…
— Коммутатор киностудии? Попрошу съемочную группу «Кот, который котует». Да. Режиссера Загибайлова можно позвать? На съемке? А когда приедет? Ага. Нет, ничего. Передайте ему, чтобы позвонил писателю Втиральникову. Вот именно! Пока.
— Телестудия? Втиральников говорит. Главного редактора попрошу… На совещании? Ага. Тогда вот что: передайте ему, что звонил Втиральников и спрашивал, когда утвердят план передачи его пьесы. Да. Всего!
--
Снова опускаем полтора часа телефонных разговоров и переходим в кабинет Втиральникова, куда владелец означенного кабинета направился для написания деловых писем. Письма делятся на два разряда: официальные и дружеские. Официальные больше имеют форму так называемых заявлений и заявок: «Прошу уплатить мне причитающиеся по договору деньги»; «Предлагаю для издания нижеследующий сборник»; «Прошу отсрочить поправки к моему сценарию» и т. д. Дружеские послания изложены гораздо бойчее: «Пашка, черт, если не придешь завтра вечером, армянский коньяк будет выпит без тебя»; «Любочка, довольно тянуть, отправляй в набор мою рукопись!»; «Нет, Николай Саркисович, пятьдесят процентов — это не разговор; хочешь — получай двадцать пять, а нет — найдем другого режиссера» и т. п…