Ох-хо-хо… Ннда… Тогда, при увольнении, в бухгалтерии треста сделали со мной расчет. Я получил, что положено, расписался, уехал. Поступил, безусловно, на работу там, куда переехал.
И вскоре я получил открытку: главный бухгалтер Семипалатинского Облгорстройкройдрайсарая сообщает: «Расчет с вами по вине счетовода Нюниной С. П. произведен был неправильно, вам причитается с нашего треста еще 23 копейки. На тов. Нюнину наложено взыскание, а вам надлежит явиться в трест для получения означенных 23 копеек». И я еще, помню, посмеялся: «Чудак, думаю, этот главный бухгалтер: поеду я за копейками в Семипалатинск… хе-хе-хе…»
Нет, я сразу же ответил туда, в этот облсарай: «Приезжать не собираюсь, если можете, переведите почтой; а нет — спишите их совсем — мои 23 копейки».
Думаете — все?! Не-ет, это только начало! Да. Приходит второе письмо: «Почта не принимает перевод на 23 копейки; что же касается вашего незаконного предложения списать 23 копейки, — это уголовно наказуемое деяние: никто не дал нам права недоплачивать трудящемуся — то есть лично вам — причитающуюся ему сумму — то есть 23 копейки; но и никто не дал права вам дарить деньги государственному учреждению, которому никто не дал права приходовать незаконно поступившие суммы, которые никто не дал вам права не получать от государственного учреждения». И главное — дальше написано: «В случае, если вы будете упорствовать в незаконном неполучении вами 23 копеек, мы принуждены будем принять строгие меры к получению вами с нас помянутых 23 копеек. Главный бухгалтер Долбилин»…
Я еще тогда не понял, что меня ожидало… Я посмеялся и над вторым письмом… А меня уже вызывают в местком на моей новой работе. Председатель месткома выгнал всех из комнаты, дверь — на замок; предложил мне сесть; сам сел, помолчал, поглядел на меня каким-то таким особо бдительным взглядом; потом вынул из ящика стола бумажку, мне не показал, а сам прочитал ее раза три, опять поглядел на меня, опять помолчал и только после этого сказал:
— Ладно, друг Черечушкин, рассказывай, — только честно — что ты там натворил в Семипалатинске?
— Я? Натворил?!
— Ну, темнить теперь нечего. Сигнал на тебя уже пришел!
— Ккккакой… сигнал?!
— Черечушкин, тихо! Здесь общественная организация! Визжать нечего! Лучше говори сразу: что у тебя там было? А? Небось моральное разложение? Так?
— Да не было у меня разложения! Понимаете: не было!
— Ясно. Думаешь: переехал в другой город, — значит, концы в воду?.. Выкладывай, выкладывай, что там имело место конкретно? Пьянство? Растрата? Карты? Или с бабами запутался?
В тот день лично я был еще сравнительно крепкий парень: ведь это только начиналось все… Я нашел в себе силы засмеяться и сказал:
— Ох, боюсь, это вам Долбилин «сигнализирует» насчет тех двадцати трех…
Конечно, я хотел сказать «двадцати трех копеек», но предместкома не дослушал и присвистнул даже:
— Фью!.. Двадцать три бабы у тебя было?.. Да, это многовато, Черечушкин…
Я кричу:
— Да не бабы, не бабы! Двадцать три копейки! Остались! Даже не за мной, а там остались — за ними!
— Ну, это я понимаю, что они все остались там: ты же их сам бросил.
— Кого бросил?! — Мне кажется, я уже начинаю сходить с ума.
— Ну, браток, это тебе лучше знать: кого и где ты бросил в Семипалатинске или в других городах. Только имей в виду, Черечушкин: такого разврата мы у себя в учреждении не потерпим. Либо ты поедешь в Семипалатинск, предстанешь перед судом…
— За что?! Перед каким судом?!
— Если за тобою есть состав преступления по уголовному кодексу, значит, будет тебе народный суд или областной. А если кодекс не задетый, отделаешься общественным судом… В общем, пока ступай отсюда. Местком еще вернется к вопросу о твоем неприглядном поведении, Черечушкин. Учти! И не надейся, что это тебе сойдет безнаказанно!
Ну, все я вам рассказывать не стану: очень долго. Опускаю описание того, как со мною постепенно перестали здороваться сослуживцы — особенно женщины. Не буду рассказывать, что и как про меня говорили на собрании — это когда отвели мою кандидатуру на выборах в культмассовую комиссию при месткоме… Потом меня вычеркнули из списков на встречу Нового года… Да: в ответ на мою душераздирающую просьбу прекратить травлю бухгалтер Долбилин написал — куда? — в милицию! Ага! Значит, меня вызвали в отделение по месту жительства, к уполномоченному ОБХСС. Он начал беседу вот так:
— Гражданин Черечушкин, будет лучше, если вы признаетесь чистосердечно: сколько за вами осталось казенных денег в Семипалатинске?