— Что вы, товарищ капитан! Ничего я не должен!
— Я для вас — гражданин капитан. Так. Говорите: денег не значится? Значит, имущество похитили? Что именно взято? Список можете представить?
— Какое имущество? Какой список?! Они еще мне остались должны! Мне! Мне! Понимаете: мне!
— Аааа… старая история: увез государственное добро, а теперь придумывает, будто это в зачет долга. Тэк-с. Сумму примерно можете назвать?
— Какую сумму, какую сумму?!
— Между прочим, Черечушкин, вы тут деточкой не притворяйтесь: мы и не таких видали. За ложные показания знаете сколько вы получите? Ну и вот давайте откровенненько: что именно за вами числится? Деньги, вещи, ценные бумаги?! Ну?!
— Режьте меня на куски: ничего за мною не числится!
— Кто это вас будет «резать»? Резать нам не положено. Мы законным путем уговорим вас дать сведения. Законным! Законным! Между прочим, подпишите вот это, Черечушкин: насчет невыезда из города. Тоже карается, если нарушить. Учтите. Ну, как — будем сознаваться или еще поиграем в молчанку?..
А какая тут молчанка, когда я сам с собою даже по ночам теперь разговариваю, все время повторяю: «Двадцать три копейки, главбух Долбилин, подписка о невыезде, двадцать три бабы, за ложные показания — до двух лет, отвод кандидатуры, моральное разложение, уголовный кодекс, общественный суд, железнодорожный трибунал, тихий бред, буйное отделение…»
А ведь я жениться хотел. На Светочке Караваевой. Хотел! А добрые люди ее мамаше на меня тоже сигнализировали. Я, ничего не зная, прихожу к ним, Света выбегает ко мне со своими лучистыми глазами и румянцем во всю щеку, а ее мамаша загораживает дочку собственной тучной персоной и топает на меня обеими ногами:
— Вон из этого чистого дома, негодяй! Света, не смей на него глядеть: у него где-то там, в Барнауле или в Ташкенте, — целый гарем! Вон отсюда, Черечушкин! Я кому сказала?! Брысь!
И я, пятясь задом, ухожу. А что мне остается делать?!
И вы знаете, к счастью, при этом уходе Светин дядя меня ударил по лицу галошей. Как я ему благодарен, вы себе не можете представить!.. А как же?! Теперь у меня есть на кого подать в суд!
Ведь до этого удара на кого бы я мог жаловаться? На Долбилина? Так он же хлопочет насчет законности. Все остальные проявляют бдительность по долбилинским сигналам. А вот дядя Сергей Степанович, тот меня конкретно стукнул при свидетелях. Милый, милый, добрый старичок! Никогда не забуду твоей мягкой галоши! В суде будет слушаться дело об оскорблении действием, а попутно суд разберется во всем: и в моем моральном облике, и в двадцати трех копейках, и во всех сигналах, разговорах, отводах…
Может быть, Света еще выйдет за меня замуж!.. Может быть, меня выберут членом культкомиссии месткома!.. Вообще я надеюсь, что со временем ко мне вернется мой незапятнанный моральный облик. И люди не будут меня презирать за то, что я позволил себе не получить в Облгорстройкройдрайсарае причитающиеся мне двадцать три копейки!
Принципиальный человек
— Одевайтесь, — сказал врач, и, пока Кошконосов поднятыми над головой руками ворошил рубашку, продолжал: — Значит, так: для начала мы с вами попробуем десять нарзанных ванн. Процедурная сестра даст вам талончики. Вы, значит, захватите с собой все, что нужно для купания, и завтра — с богом на первую ванну!
Кошконосов, головою найдя в рубашке отверстие ворота, вынырнул оттуда и солидно отозвался:
— Ну что ж. И захватим. И пойдем. Тоже нет-нет, а купались иной раз на своем веку…
— Вот и отлично. Попросите ко мне следующего товарища. — И врач наклонился над рукомойником.
Назавтра в шесть часов вечера Кошконосов вошел в одну из светлых кабин нового здания кисловодских ванн. Расторопная санитарка наполнила ванну нарзаном пополам с теплой водой, проверила температуру этой смеси и ушла.
Кошконосов неторопливо разделся и аккуратно разместил на вешалке платье, а на полу — башмаки. Затем развернул сверток, обернутый газетной бумагой; извлеченную оттуда простыню повесил на крюк вешалки, а мочалку и мыло взял в руку. Подошел к ванне, лихо крякнул и сел в пускающую мелкие пузырьки жидкость.
Удобно упершись ногами в торцовую стенку ванны, Кошконосов хихикнул от удовольствия. На лице его появилось игривое выражение человека, которому легонько щекочут пятки.
— Ну и пузырьки! — пробормотал он. — Ишь как стараются. Будто понимают, чего от них требует медицинская часть: так и щекочут, так и щекочут… кругом добираются до тела!..