— Угу, видно, что около вас крутится бубновый король, а его на себя оттягивает бубновая же дама и при ней три валета мал мала меньше.
Она аж заходится от удивления:
— Ну, точно! Точно! Скажите, как это карта все знает?!
А я дальше:
— Безусловно, эта бубновая дама на вас подала заявление в червонную организацию за трефовое разложение…
Она:
— Да, да, да! Точно!
Я:
— Но в этом деле произойдет неожиданный переворот через пиковый пузырек, который вы получите от пожилой дамы неопределенной масти… Не благодарите, а то не сбудется!
После того выхожу я на кухню, а в комнате заместо себя пустила черную кошку — ну, Калину… Кошка ходит вокруг этой дурехи, мяукает, а она млеет и думает: может, сейчас кошка ей тоже что-нибудь объяснит или предскажет…
А я тем временем с касторки ярлычок соскребла, сунула в карман себе. Потом в другой пузырек намешала скипидару, машинного масла, перцу и уксусу. Всего вышло — граммов восемьдесят. Тоже пробочной заткнула и несу ей.
— Вот, — говорю, — вам два средства. Это — заговоренное масло, на нем своему голубчику сделайте винегрет или рыбу зажарьте. А вот из этой склянки подлейте ему в кофе уже после масла. Как будете подливать, то произносите такие вещие слова: «Лейся, лейся, скипидар, мне верни любовный дар, чтобы я бы да ему полюбилась самому; а кто будет поперек, чтобы в этот, значит, срок отвалились от него — во, и боле ничего!» Запомнила?
Она губами пожевала-пожевала и кивает головой:
— Кажется, уже помню!.. Сколько я вам обязана?
— Ох, — говорю, — это средства дорогие — по двадцать рублей каждое. (Я расценкам у бабы Капы научилась.)
Фифа выворотила всю сумку, достала пятнадцать рублей и еще снимает с пальца колечко с бирюзой;
— Возьмите пока вот это, а я на неделе у вас обменяю бирюзу на деньги…
Я все спрятала в шкаф, проводила ее до дверей и стала ждать, когда мои приворотные зелья подействуют. А подействовали они, видать, очень скоро: уже на другой день часа в четыре — звонок. Кто-то из жильцов открыл дверь, а в подъезде стоят: плотный гражданин в кожаном пальто, за ним — моя фифочка, вся заплаканная, кудри нечесаные висят сосульками…
А сзади, вижу, — милиционер.
Входят они в квартиру, я из-за своей двери наблюдаю: что будет. А на кухне аккурат баба Капа разливала свое снадобье в шестьдесят бутылок. Сама, значит, хлопочет, и невестка, и племянница… И еще Капа на них ворчит:
— Вы уксуса-то поменьше расходуйте, только бы пахло… Водички, водички доливайте: от нее никакого вреда быть не может…
Гражданин в кожаном — прямо к ней:
— Вот тебя-то, ведьма проклятая, мне и надобно!.. Ты это чем меня отравила, а?!
Баба Капа норовит от него отойти, а тут уже милицейский ей предлагает:
— Давайте, гражданка, составим акт на вашу нелегальную аптеку. Это вы что разливаете?
Она: мек-бек… А фифа протерла заплаканные глаза — они у ней все черные от туши размазанной — и визжит:
— Это не она! Не она мне давала средства…
— А кто же?
Тут я выхожу вперед и заявляю:
— Ну, я давала. Вот вам ваши деньги и колечко. А что касается до самого зелья, то ничего опасного: масло было касторовое.
Гражданин восклицает:
— Я так и думал!..
— Конечно, — говорю, — вам виднее. А второе средство — тоже домашнее, безо всякого яду.
— Да зачем вам это нужно было?!
— А затем, чтобы ты одумался: с какой дурой ты путаешься, ради кого жену бросил! Вот зачем…
Этот, в кожаном пальто, сразу застеснялся так и говорит:
— Ну, я пошел… вы ведь мой адрес знаете, товарищ лейтенант…
Фифа к нему:
— Куда вы?
— Туда, — говорит, — где меня не будут отравлять разными зельями!
И — будьте здоровы: ушел.
А милицейский сказал:
— Ну, этот случай насчет касторки нас прямо не касается. А вот гражданка с оптовой продажей — другое дело. Вторично предлагаю; давайте составим акт. Вот вы будете понятой!
Это я то есть. Баба Капа уже перестроилась и заявляет:
— Никакой аптеки тут нет. Просто я ополаскиваю посуду под квас.
— Хорошо, — говорит милиционер, — это под квас. А еще четыре заявления на вас лежат у нас. Пройдемте сейчас!
Так и закончились у бабы Капы и врачебная практика и аптека.
Человеческий документ
— Гражданин судья, граждане народные заседатели! Я признал свою вину в ходе судебного следствия. И сейчас я воспользуюсь последним словом подсудимого не для того, чтобы бессмысленно запираться или передергивать факты. Нет, все это было: шестого июля сего года, проходя мимо ателье верхнего платья номер четыре нашего района, я внезапно ударил головою в стеклянную вывеску ателье, вследствие чего разбил таковую вывеску; затем, высоко взметнув правую ногу, раздробил стекло витрины размером два метра на три, сорта «Фурко»; затем я ворвался в самое помещение ателье и там изорвал: четыре квитанционные книжки, семь комплектов бумажных выкроек, два журнала мод. Я проглотил, не разжевывая, справочник цен на пошивочные работы, выплеснул на столы красные и фиолетовые чернила из пяти чернильниц и клей из двух пузырьков. Преследуя сотрудницу ателье Попенкову, я разорвал лично ей принадлежащее вискозное платье, в которое она была одета, а закройщика того же ателье Свиридова пытался задушить клеенчатым сантиметром, каковой сантиметр он обычно носит на шее, находясь на работе.