Мальчик громко засопел, закрыл глаза и невнятно начал шептать:
— Рапорт… копия маме… и бабушке тоже… Всемерно борясь под руко… ноговодств… нет: руководством родимого беспощадного папы… получил нижеследующий «неуд» по арифметике и больше, честное слово, не буду. Повседневно.
— Болван! — сердито сказал Сдобный. — Нюра, сколько раз я тебе говорил: займись этим бандитом! Никакой шефской работы с твоей стороны не видно! Растите дезорганизованный элемент и прогульщика!
Давайте обедать.
Все стали садиться за стол, и тут вошла старуха с таким выражением лица, будто она ежесекундно ожидала от кого-то подзатыльника. Глаза ее все бегали, и она все оглядывалась назад, как бы говоря: «Вот сейчас и стукнут… вот-вот сейчас… Сами увидите…»
— Теща моя, Варвара Максимовна, — отрекомендовал мне старуху Сдобный и стал разливать водку.
Едва к прибору старухи придвинули ее рюмку, она начала часто мигать и вскочила с места. Трясущимися руками подняла она рюмку. Проливая водку и, видимо, от этого волнуясь еще больше, она начала дребезжащим, почти беззвучным и шамкающим голосом:
— Пожвольте мне поднять этот бокал жа главу нашей ждоровой и дружной шовегшкой шемьи, жа того, кто и в шамом крупном и в мелошах неуштанно ведет вшех наш, куда надо вешти, не допушкая вшех наш, куда не надо допушкать. Я пью жа ждоровье Шемена Тимофеевиша Ждобного, который… укажания которому… нет: от которого… повшедневный… которого… я жабыла: што там дальше напишано?..
— Ура! — зазвенели детские голоса, выручая бабушку.
Семен Тимофеевич разыграл бровями одну из самых строгих своих интермедий, но промолчал.
В конце обеда жена принесла переплетенную в кожу книгу для отзывов, а сам Сдобный, записав в книге свое мнение о кушаньях, в краткой речи отметил качество обеда, подчеркнул необходимость порядка и плановости в семье и в заключение остановился на задачах сегодняшнего вечера.
Когда он закончил выступление, супруга оратора кивнула детям и прошептала достаточно громко:
— Что ж вы, порядков не знаете, негодники?! Где бурные аплодисменты?!
Дети отчаянно захлопали в ладошки.
— В овацию переходить? — вслух спросила своего супруга Анна Яковлевна, стараясь перекричать все еще звучавшие «бурные аплодисменты».
Сдобный отрицательно качнул головой:
— Сейчас не надо… Может, после ужина сделаем небольшой семейный митинг, тогда и перейдете в овацию…
И с этими словами хозяин увел меня в свой кабинет.
…Когда я уходил от товарища Сдобного, на лестнице меня обогнала его дочка.
— Ты куда это? — спросил я у девочки.
— В писчебумажный магазин. За красной тушью. Папе альбом надо подносить. И так уже запоздали…
Девочка ускорила шаг и горохом скатилась по лестнице…
Вездесущая старушка
…Когда заместитель главного врача поликлиники и сестра из нервного отделения вводили его в кабинет невропатолога, он сильно дергался всем телом, всхлипывал и издавал короткие звуки плача.
Несколько успокоенный валерьяновыми каплями, а также ласковым приемом со стороны невропатолога, постепенно этот больной начал сравнительно связно рассказывать о том, что с ним произошло.
— Если вам не хочется говорить, так не надо. Потом как-нибудь, — произнесла симпатичная женщина-врач, осуществлявшая прием нервных больных.
Но он, стараясь преодолеть непроизвольные движения головы и тела, отозвался так:
— Нет, знаете, доктор, я думаю, мне будет легче, если я вам все-все расскажу… Ну вот… Вы, наверное, читали этот страшный рассказ Эдгара По: человек, боящийся черных кошек, убил такую кошку в доме, где он ночевал один…
— Что-то такое, кажется, когда-то читала. Но ведь у нас в поликлинике никаких кошек нет. Или это вас дома так напугали?
— Нет, нет, доктор, вы дослушайте… Там, в рассказе, убил человек кошку, а она появилась опять. Он ее еще раз застрелил. А кошка все равно пришла в комнату… И так — до самого утра!..
— С вашими нервами лучше не читать таких рассказов.
— Нет, вы дослушайте, дослушайте, обязательно! Там ведь чем кончается — у По? Утром этот человек обнаружил, что он перестрелял кошку, кота и пятерых котят. Значит, их было семеро, а он не знал…
Тут больной наклонился близко к лицу врача и свистящим шепотом добавил:
— Но ведь семи одинаковых старух быть не может, правда? Тогда — откуда же они? Ага! В том-то и дело!