Иванов (загибает по пальцам). Корпачева перебросили в Облтютюпр — зто раз. Симакова разошлась с мужем — два…
Жена Гуревича. Она было хотела верну…
Иванов. Цыц! Но кто-то там не захотел. Мы всё знаем. Это, значит, три. Теперь: насчет продуктов на дом мы уже говорили?
Жена Иванова. Ты говорил.
Иванов. Ну, значит, нам пора.
Гуревич. Вы бы…
Жена Иванова. Не посидим! Молчать! (Идет к двери, скомандовав мужу.) За мною марш!
Иванов следует за женою. Оба ушли.
Жена Гуревича (испуганно глядя на дверь). Странные гости…
Гуревич (глядя туда же). С ними нельзя разговаривать… Они все наперед говорят…
Занавес
Улица. Вечер. Фонарь. Молча идут Иванов и его Жена. У фонаря их ждет Автор.
Автор. Вижу, опять неудача. Попробую помочь вам еще раз…
Иванов (мягко кладет Автору руку на плечо). Не надо…
Жена Иванова. Лучше мы — домой.
Иванов. Всюду будет одно и то же…
Жена Иванова. Мы так устали…
Иванов (нежно, жене). Мы еще отдохнем, старушка моя…
Тихо уходят.
Автор. Вы, взявшие в руки книгу, чтобы позабавиться и посмеяться над отдельными конкретными… А ну вас!.. (Исчезает, дергаясь и ехидно смеясь.)
Занавес
Будоражкин
Первая моя встреча с Будоражкиным произошла при следующих обстоятельствах. В одном учреждении мне сказали:
— По коридору налево третья комната, Будоражкин. Пусть он подпишет, тогда будем оформлять…
Я повернул по коридору налево, отсчитал третью дверь, открыл ее и вошел…
Коридор был вполне пристойным, подметенным, стены и двери украшены соответствующими табличками и плакатами. Естественно, что за дверью я ждал помещения в таком же вкусе. Но попал я в комнату, где вся мебель находилась во вздыбленном состоянии: письменные столы, распавшиеся на составные части, громоздились один на другой; стулья чуть что не были подвешены под потолок; зато шкафы были повержены наземь; папки и бумаги лежали на полу, на столах, на стульях, на шкафах, привалены были к стенам и, кажется, даже прилеплены к потолку. Тучи пыли носились по комнате, словно здесь проводили мероприятие, известное в пустыне Сахаре под названием «самум». Среди этого великолепия около десятка людей как будто разыгрывали сцену автомобильной катастрофы: кто-то вопил, как пострадавший при аварии; кто-то с кем-то ссорился; кто-то отдавал распоряжения общего характера; а кто-то выкрикивал во вкусе небезызвестной «Дубинушки» («Раз-два, взяли! Раз-два, сама пойдет!»). А я, как нарочно, залетел с размаху в самую середину комнаты, и только после того, как меня чуть было не накрыли остовом огромного дивана, я в испуге отпрянул в сторону и, с шипением и подвыванием потирая отдавленную ногу, спросил, обращаясь неизвестно к кому:
— Граждане!.. Товарищи!.. Как бы мне найти товарища Будоражкина?
Вот тут-то и вынырнул из-за самого большого стола лысый человек с необыкновенно маленькими и необыкновенно быстрыми глазками. Он два раз крикнул еще куда-то за стол:
— Давай больше на себя!.. На попа его заноси, сикось-накось! — И только после этого обратился ко мне: — Ну, я — Будоражкин. В чем дело?
Я коротко стал объяснять, в чем дело, и потому пострадал еще раз: из положения «сикось-накось» стол пришел в положение торцом у меня на левом плече. И пришел не так чтобы слишком плавно, а, наоборот, рухнул на меня двумя солидными точеными ножками…
Когда я несколько пришел в себя, Будоражкин вложил мне в руки бумагу, которую он должен был подписать, и произнес:
— Загляните недельки через две, когда мы устроимся… — И, поворотясь ко мне спиною, по-прежнему принялся командовать: — Ну, куда вы его?.. Оттягивай на себя!.. На себя, я говорю! Кверху и на себя!.. Осторожнее, черти: потолок поцарапаете!
Подле самых дверей комнаты я спросил у пожилого человека в синих нарукавниках:
— Что это у вас делают?
— Пересаживаемся внутри нашего отдела, — ответил человек. — Новый наш заведующий, Будоражкин, считает, что неправильно мы сидели, пока его здесь не было…
Я пришел через две недели. Направился к знакомой мне третьей двери налево, но, еще не дойдя до нее, тут же, в коридоре, оказался вовлеченным в быстрый водоворот людей и утвари. Не сразу можно было постигнуть, что по коридору передвигался несгораемый шкаф значительных размеров. А так как механической тяги для движения в закрытых помещениях еще не существует, то и шкаф передвигался вручную. Специально для сего назначенные люди, а равно доброхоты изо всех комнат учреждения и из числа посетителей, любящих физические игры, копошились вокруг шкафа, орали, тужились, ссорились, всем ансамблем декламировали: «Раз-два, взяли!» И над ансамблем выделялся энергичный фальцет Будоражкина: