…Когда я ощущаю глазами, ногами, а иной раз — и боками, как копают мостовую две недели кряду, затем засыпают канаву, но через неделю выроют опять и держат в раскрытом виде еще полгода, — я мысленно подмигиваю старому своему знакомому Будоражкину, — дескать, вижу, вижу, где ты теперь пристроился!
…Когда мой добрый знакомый на протяжении полугода третий раз сообщает мне, что у него опять изменился номер телефона, хотя живет он все в той же квартире, — я убежден, что Будоражкину удалось на время примазаться к Министерству связи…
…Когда… впрочем, дорогие читатели, все мы знаем товарища Будоражкина совершенно одинаково. Давайте условимся: если мы его встретим, то хором будем приветствовать его, где бы мы его ни увидели, — приветствовать примерно так:
— Здравствуйте, товарищ Будоражкин! Скоро ли вы уйдете с этой должности? И скоро ли вы вообще перестанете будоражить безо всякой надобности те предприятия и учреждения, в которые вы устраиваетесь на кратковременную работу? И надо ли вам, Будоражкин, работать на ответственных должностях, если, по-вашему, работать — это значит все будоражить и все ставить на попа?… Не лучше ли вам отойти в сторону?..
Так вот и скажите в глаза самому Будоражкину, где бы вы его ни обнаружили!
Неутомимый борец
— Вам Анна Петровна Карпова про меня ничего не говорила?.. Я почему спрашиваю? Ведь она — мой главный враг. Она про меня невесть чего плетет… Она говорит, будто я ее укусила за икру. Я, во-первых, не собака, я не фокс, и я не терьер. И потом, я уж лучше кого-нибудь еще укушу, чем такую гадюку. Вообще это всё — неправда, но так ей и надо. И потом: это когда еще было? В тридцать каком-то году. В те времена у нас в квартире все безобразничали. Анна Петровна сама мне три раза в суп конторского клею подливала. Так вот подойдет и цельный пузырек в кастрюлю выльет, а потом и пузырек туда же кидает. Мне тогда пришлось к своим кастрюлям замки приделать. Знаете, амбарные висячие замки. У нас тогда все хозяйки кастрюли на замок запирали. Ей-богу. Как обед готовить — замки гремят, будто лабаз запирают. Главное, с ними трудно — с замками: они хоть и висячие, а на огне разогреваются так, что голой рукой не возьмешься. А замок простыл, — значит, суп простыл…
Но только это все прежде было. Теперь так не делается. Теперь хулиганничать не полагается. И правильно. Зачем хулиганить? Теперь мы только боремся за свои права. Я, например, боролась за свои права с Ольгой Васильевной Рябцевой. Ольга Васильевна вам про меня ничего не говорила? Она — тоже мой главный враг. И это — за то, что я с ней боролась за свое право ставить мои галоши сейчас же слева от входной двери. А она считала, что это ее право — ставить галоши слева. И главное, какая ехида: утром встанет и аккуратно так своими руками перенесет все мои галоши слева направо. А свои — справа налево. Ну, я, конечно, встану попозже, увижу это и ногою как наподдам, так ее галоши и полетят обратно направо!..
А потом я, знаете, стала бороться за свое право слушать радио. Я радио включила, а сама уехала на дачу. И моя радиоточка два месяца разговаривала без перерыва. Я когда приехала с дачи, то слышу — радио даже само охрипло. И Ольга Васильевна тоже как-то охрипла или ослабела…
А я стала бороться за свои права уже не одна, а вместе с юристом. Может, знаете, есть такой юрист товарищ Копытов? Между прочим, он меня тоже ненавидит изо всех своих юридических сил. А я к нему пришла по-хорошему. Спросила у него юридический совет: как бы мне этой Ольге Васильевне перебить посуду и не попасть за то в нарсуд?
Он говорит:
— Не знаю!
Я говорю:
— Как же так? Вы отказываете в юридической помощи населению…
Он говорит:
— Я в таких делах не помощник! И не советую вам бить чужую посуду.
Я говорю:
— Вот спасибо! Когда я уже все разбила, он меня отговаривает!..
И я прямо пошла к районному прокурору — товарищу Соколову, тем более товарищ Соколов тогда еще не был моим врагом. Я к нему ходила на прием каждый день, а то — и по два раза на день. Я ему одних заявлений на соседей принесла восемнадцать штук. Плюс еще справки разные… А потом прихожу, мне секретарша говорит, что прокурора нет.
Я говорю:
— Как нет, когда приемный день, народу полно и вот эта гражданка уже успела соврать, что она пришла раньше меня. А когда я пришла, ее здесь давным-давно не было.