Раздел первый: проза разная
I. Очерки
Начинаем с очерков, ибо в табели о литературных рангах жанр очерка стоит, по мнению наиболее косных теоретиков и мыслителей, на низшей ступени. Мы же всегда склонны полагать за истину воззрения косных мыслителей, ибо практика показывает, что отсталые и косные воззрения всегда распространены более, нежели передовые и новые.
Итак, об очерках должно сказать, что они более, нежели любой другой вид беллетристики, зависят от той области действительности, которая послужила средою для данного очерка. Короче, очерки делятся на производственные, колхозные, научные, авиационные, спортивные и т. д. Каждая из перечисленных разновидностей имеет свои отличия, также связанные с темой. Но переходим прямо к делу..
Этот вид очерка по традиции требует такого насыщения текста терминами и понятиями производства, чтобы для рядового читателя (и нерядового также) он сделался бы непонятным вовсе. Подобный небольшой недостаток с лихвой компенсируется тем, что высоко подымает в глазах растерявшегося читателя — кого? — именно автора очерка. «О-го-го-го! — неизбежно подумает читатель. — Видать, парень по-настоящему изучил производство; тут уж без обману написано, если столько наворочено разных непонятных словес…»
Между тем вихрь производственных словечек как раз и дает возможность обманывать и путать в тексте очерка сколько угодно: все равно уже никому ничего непонятно — даже рабочим и инженерам с того самого производства, о котором идет речь…
Словом, производственный очерк рекомендуем писать так:
…Старик Скипидаров молча протянул руку Клунину. Несмотря на бешеный грохот десятиметровых шпаций, друзья затеяли разговор тут же.
— Нельзя ли нам перекусировать все наши электропертурбации, а на их место асканитить вибрации, да еще из второго цеха оттяпать консоляции — те, что прошлый год угвоздили? — прямо в ухо Клунину проорал Скипидаров.
Клунин пожал плечами и развел руками, чуть не задев за быстро бегающий внутри коносамента игольчатый пепермент. Тогда неугомонный старик стал чертить пальцем на слое металлической пыли, покрывавшей плоскость могучей гипотонии отечественного производства, незримо содрогавшейся от напора электроэнергии. Клунин, раскрыв рот, с интересом наблюдал за тем, как взрывает пыль темпераментный палец Скипидарова. Лицо Клунина просветлело.
— Понял, все понял! — завопил он так, что стоявшая неподалеку сравнительно маломощная кассация вздрогнула и на минуту прекратила мотать внутри себя алюминиевые провода…
Дальнейшее ясно. Надо только учесть, что в очерке не полагается напирать на то, что новому в производстве кто-нибудь сильно сопротивляется: сопротивление положено в производственном рассказе (новелле) или драме — см. ниже. А очерк должен показать триумфальное шествие передовой идеи на передовом заводе. Уместно даже в конце очерка подключить к этому делу замминистра республиканского значения: более высокопоставленных товарищей в очерке поминать не стоит. Да и с замминистра можно потом обрести немало хлопот. Лучше ограничиться начальником главка.
Приведем еще финал такого производственного очерка. Это, так сказать, апофеоз описываемой новинки.
…Клунина и Скипидарова качали долго — пока старик не начал громко икать, а у Клунина из кармана не выпала вся документация новой машины. А тут уже стала звать к столу добрая Агафья Унтиловна, и все расселись за длинным столом тут же — в цеху. Первым взял слово неутомимый парторг Степан Афанасьевич. Как все гунявые и заики, он любил произносить длинные речи. Впрочем, на этот раз недостаток Степана Афанасьевича был даже полезен: как он запнется, так ему хором начинают подсказывать все присутствующие. И получалось нечто вроде коллективного выступления на важную производственную тему…
Пировали не так уж долго. Однако все еще были за столом и даже могли кое-что соображать, когда принесли поздравительную телеграмму из главка. Огласили. Прокричали «ура» и стали обсуждать: кого же и на сколько премируют завтра за все то, что скромно, без излишнего шума и втихую провернул коллектив цеха?..