Утром я встал с желанием высказать все, что я думал, хозяину фермы. Но мне пришлось сказать больше. Я вошел в комнату в момент разговора хозяина с братом.
— Доброе утро, доктор! Рассудите нас с братом, — сказал Джулио. — Он утверждает, что прежде чем человек, зараженный сыпным тифом, сможет заразить других, пройдет пять дней, а я говорю неделя.
Ни о чем не догадываясь, я спросил:
— А в чем дело?
— Да очень просто, доктор! Мой брат тоже немного медик, он ветеринар. Нам в день его ранения пришла медицинская идея. — Джулио засмеялся. — А мои храбрые карабинеры осуществили ее. Они поскакали по направлению к Рио-Гранде, вблизи какого-то туземного селения поймали дикаренка лет шести. Помните, я говорил вам вчера о больном чернокожем? Так мой брат устроил заражение дикаренка тифом, и мы отпустили его. Он придет в свое селение, там его отец, мать, братья, сестры обрадуются: нашелся! А через неделю они трупы! И пуль не надо, и место освободилось.
— Ловко придумано, доктор? А? Но что с вами?
Вероятно, я побледнел, но не от слабости, а от гнева. Искрой мелькнула мысль выхватить кольт и размозжить ему голову. Но дальше что? Его подручные убьют меня. Здесь его власть, а кто спасет индейцев от тифа, если их еще можно спасти? Я стиснул кулаки и сказал почти шепотом:
— Я слушал вас и не мог понять, кто вы, господин Поппер? Я не мог понять, кто вы — маньяк или бандит? Вы и то и другое, но главное — вы подлец! Я сожалею, что не могу сейчас пустить пулю вам в лоб. У меня нет времени, я должен бороться с посеянным вами злом!
Вы думаете, что Поппер набросился на меня с кулаками? Отнюдь нет. Он, правда, чуть-чуть изменился в лице, но его рот скривила улыбка:
— Без сентиментальностей, доктор! Я не буду обижаться на ваши эпитеты, они не изменят меня. Я делаю свое дело, и церемониться здесь нечего! Для меня одна моя тонкорунная овца дороже всего полуживотного населения, которое живет- еще на этом острове. Надеюсь, скоро здесь их не останется, и вы бессильны помешать нам. До скорой встречи!
Он поднялся и предупредительно открыл дверь передо мной. У выхода наши глаза встретились.
— Мы еще встретимся с вами, господин Поппер! — вызывающе бросил я и спустился вниз.
Моя лошадь стояла оседланной, я вскочил на нее и выехал за ворота фермы.
В какую сторону ушел зараженный мальчик, мне никто не сказал. Я знал только одно, что он из долины Рио-Гранде. Надо было спешить туда, ведь упущено четыре дня. И я спешил. В некоторых поселениях индейцы встречали меня приветливо, в некоторых — с опаской. Я заметил, что какие-то люди почти одновременно со мной уходили из одного селения в другое, что-то передавая. Позже я узнал, что они передавали предупреждение Нана. Но мальчика я нигде пока не встретил.
Прошла неделя-другая в поисках. Когда я наконец увидел впереди большой черный камень и около него островерхие хижины, меня удивила призрачная тишина в селении. Сердце сжалось. Вскоре я понял, что опоздал.
Здесь, в селении Нана, жило почти 30 человек, из них только один Нана казался здоровым. Это произошло потому, что он неделю ходил в поисках пищи и пришел домой уже тогда, когда вернувшийся сын метался в жару. Он не подходил к нему и стал ночь проводить в раздумье у камня. Куанип бредил, и страшное подозрение родилось в уме Нана: «Пришельцы послали смерть на селение!»
Погасли костры уже в четырех хижинах, остались еще три, и среди них одна его, где умирала жена, дочери и метался в агонии сын.
Да, Куанип оказался тем зараженным мальчиком, которого искал я. По селению бегали собаки, голодные, воющие над трупами. Картина поистине ужасная.
Я сделал все, что мог. Не помню, сколько дней или недель, мотаясь между миссией и хижиной Нана, я боролся за жизнь Куанипа. Когда он стал поправляться, я смог отдохнуть. Почему поправился Куанип? Для меня до сих пор осталось загадкой.
Вскоре я уехал, строго-настрого наказав Нана сжечь не только трупы, как это в обычаях огнеземельцев, но и все вещи, принадлежавшие им.
Через неделю мне удалось вновь приехать к большому камню. Нана выполнил все как надо. Я заглянул в его хижину, она была пуста, но тлеющие головешки показывали, что хозяева только что ушли. Я проскакал вперед от камня по течению. Никого! Повернул лошадь назад, и скоро мне представилась незабываемая картина.
Огибая кусты, впереди по тропе шел Нана. Шкура, наброшенная на левое плечо, была длинной и доходила до щиколоток. Правое плечо и руки оголены. Левая рука придерживала оба конца шкуры и крепко сжимала знаменитый лук и стрелы. На нем белая меховая шапка и большие сандалии с белым верхом. Он шел не спеша. За ним шел Куанип, одетый как и его отец в шкуру, только наброшенную на оба плеча. Он обеими руками придерживал концы шкуры, но также сжимал в левой ручонке маленький лук и стрелы. Голова его была открыта, он шел босиком. Он еще, конечно, слаб после болезни, но раз его отец покинул прежнее жилье, значит так было нужно. Я сошел с коня. Нана увидел меня и, не дожидаясь вопроса, сказал: