Время вдруг стало тягуче-липким. Она падала медленно-медленно. Он рассмотрел её лицо, искаженное от боли, взмах широкого рукава, волосы, летевшие в направлении от земли, руку князя, завершающего замах. И вдруг, время обрело свою обычную скорость. Взмах мечом и четвёртый, стоявший на его пути, булькнул и осел, зажимая горло руками.
Князь обернулся. Лицо его было белое, словно мел, и испуганное.
- Я убил ее.
На мгновение Чонган оглох. Он смотрел на бледное лицо Гиде, подбитой птицей лежащей у ног князя. Голова запрокинулась, синие губы раскрылись, волосы разметались, укрывая сапоги Фэнсина. Это было так жутко, так неправильно. Куда хуже, чем рукоять кинжала, торчащего из груди. Куда страшнее, чем тёмное пятно, медленно расплывающееся по платью. И от того, что её волосы, пахнущие цветами и травой, лежали на пыльных, грязных сапогах Чонгану стало больно так, как никогда в жизни не было.
Он смотрел на шевелящиеся губы Фэнсина, на капельки пота, бегущим по грязной щеке, покрытой щетиной. Отчего-то он особенно ясно видел кровь, пузырящуюся в уголках разбитых губ, рассечённую бровь – кто-то из братьев оставил на память - черную кайму под ногтями дрожащих пальцев. Луч солнца отразился от изумрудного глаза золотой змеи, свернувшейся на третьем пальце князя.
Он смотрел и не понимал. Вот из-за этого ничтожества погибли все его братья?! Это его дрожащие руки воткнули кинжал в грудь Гиде и лишили его возможности счастья?
Чонган взревел.
Узкий клинок запел, зовя на охоту.
Убить. Убить. Убить.
Зверь внутри проснулся, припал к земле, изготовился к прыжку. Шерсть на загривке собралась, кожа на морде поползла вверх, обнажая клыки.
Убить. Убить. Убить.
Багровая пелена застила глаза. Кровь зашумела в ушах, толчками билась в голове. Чонган больше не владел собой, он выпустил зверя, слился с ним.
Фэнсин отшатнулся, но успел поймать мечом клинок меча. Раненая нога мешала, не давала двигаться на пределе скорости и Чонган этим воспользовался. Зверь внутри ярился, рычал, требовал добраться до горла человека, туманил разум. «Быстрее, быстрее, убить» - требовал он. Мечи рассерженно звенели, рукояти со скрежетом встречались, силясь продавить друг друга. Воздух гудел, вспоротый полётом мечей.
Фэнсин всё отступал и отступал по кругу вдоль куста, под которым лежала Гиде. Пот тёк ручьем, хрип вырывался из горла. Страх стал постепенно вытеснять гнев. Не осталось ни одного живого солдата из тех, кто приехал с ним. А Чонган, словно взбесившийся диуани, не давал ни одного шанса себя зацепить. Если бы не кольчуга, отразившая несколько ударов, он уже был бы мёртв. Ноги задели толстую ветку, и он упал на землю. Меч выпал.
Чонган с радостным рёвом вскинул вверх свой меч и пронзил землю, где только лежал Фэнсин. Тот еле успел перекатиться. Он со всей силы пнул Чонгана в лицо и вновь откатился. Схватив ветку с криком кинулся на поднимающегося противника и выбил из рук его меч. Чонган согнулся и с рёвом бросился на врага.
Они покатились по земле. Рвали друг друга словно звери. Фэнсин упал на острый камень спиной, перекатившись, он умудрился зацепить вросший в траву камень и ударить им Чонгана в висок. Тот обмяк.
- Выродок неблагодарный! Я дал тебе всё – власть, деньги, возможность обрести бессмертие, основав свой род, - прохрипел Фэнсин и плюнул на Чонгана. – Так умри, червяк. Из грязи вылез – в грязи и упокоишься!
Он, пошатываясь, поднял меч с земли и занёс над Чонганом, слабо шевелившимся под ним. И тут же полетел на землю. Чонган оседлал его, словно это не он только что лежал на земле, и перехватил руку и ударил ею об землю. Меч выпал из ослабевших пальцев Фэнсина. Чонган схватил меч и приставил его к горлу.
- Ты так и не понял. Преданность нельзя купить, его надо заслужить. Отправляйся к демонам, они тебе объяснят, - клинок вошёл в горло. Фэнсин захрипел, забился и обмяк.
Чонган повалился на землю. Он лежал на земле, хрип вырывался из груди, пот застилал глаза. Он перевернулся и на четвереньках пополз к Гиде. По пути наткнулся на тело Лианга. Распахнутые глаза юноши были устремлены на небо, по щеке с жужжанием ползал жук. Чонган смахнул насекомое и закрыл глаза мертвецу. Схватил его за плечо и поволок к девушке, лежащей неподалёку.
Они были прекрасны – мёртвые девушка и юноша. Чонган вытер рукавом кровь на губах Гиде, аккуратно разложил волосы, поправил завернувшийся кафтан Лианга. Муж и жена, наконец, соединившиеся навеки.
Чонган сел на колени перед девушкой, взял в руки холодные пальцы Гиде и заплакал.
Маленькая сова с голубыми глазами обвела взглядом поляну со смятой, раздавленной травой. Колонны муравьев деловито спешили к трупам, валявшимися то там, то сям. Птицы, спугнутые криками и звоном оружия, возвращались к своим гнёздам. Озабоченно попискивая, по веткам прыгала белка.
Бабочка села на широкие плечи плачущего мужчины и ту же взлетела, чем-то обеспокоенная. Желтые крылышки недолго кружили над головой и упорхнули туда, где было интересней.
Сова ухнула и улетела.
- Ты плачешь? – спросил Чонган у Мейпа. Девушка отвернулась, тайком вытирая слёзы. Матушке не понравится, если гость увидит красный нос и потёкшую тушь.
- Ваша история так трагична, - прошептала Мейпа, комок в горле мешал говорить.
- Какая есть, - Чонган вздохнул и вновь откинулся на кровать. Водка в кувшине почти закончилась, а желанное опьянение всё не наступало. С каждым днём ему было всё труднее и труднее напиваться.
- Господин… почему же вы не сделали ничего, чтобы Гиде полюбила вас, а не того солдата? – в голосе Мейпа Чонган услышал затаённое возмущение. Эти девушки, они всегда хотят счастливого конца.
- Я был связан клятвой, - коротко ответил он. Не расскажешь ведь, что эта мысль приходила в голову каждый вечер, каждый проклятый вечер в мире, ставшим таким холодным и пустым без ясных глаз Гиде.
- Но, вы всё равно нарушили клятву и встали на защиту наложницы, - Мейпа хотелось выяснить. Она порывисто вскочила и заметалась по тесной комнатке. Огонёк свечи опасно заколебался.
- Мне надо было дать князю убить её? – в голосе Чонгана прозвучала усмешка.
- Нет, конечно же, нет. Но… вы столько потеряли. У вас были свои земли, вы планировали исследовать новые земли с князем, все ваши друзья погибли. И всё ради неё… о, как бы мне хотелось, чтобы и меня так любили! - её губы приоткрылись, глаза устремились куда-то вдаль, пальцы сжали ворот ханьфу.
Чонган молчал. Замечтавшаяся Мейпа очнулась. Взгляд упал на свое отражение в зеркале. Она остро ощутила, как непохожа на прекрасную наложницу великого князя. Кто она? Постельная девка. В жалкой комнатушке. Предел мечтаний – чайный домик в богами забытом городишке. Никто её не любит, никто жизнь свою не отдаст, никто не осыплет драгоценностями. «Зато жива», - практично подумала Мейпа.
Ранним утром, едва только небо стало светлеть, одинокий мужчина вышел из чайного домика матушки Мон. Он был одет просто, круглая тростниковая шляпа скрывала лицо. Однако одежда не скрывала ни спокойной уверенности в себе, ни хищной грации движений бойца. Свистом он подозвал к себе лодочника, дежурившего у домика. Лодочник подгрёб поближе, и мужчина легко прыгнул в лодку. Лодка качнулась и лампа, закреплённая на узкой лавочке посередине, на мгновение осветила дырявые штаны лодочника.
- Далеко направляетесь, господин? – закрывая рот ладонью зевнул лодочник. Сегодня была хорошая ночь. Заработал целую серебряную, развозя поздних гостей по каналам. Можно уже и домой, вот только последнего гостя отвезёт.
- В Зарос.