Когда я окончательно завяз в светской беседе, к которой присоединился, по-моему, весь базар (клянусь, с дальних его краев передавали вопросы, а обратно -- ответы), и надежда просто спросить о ведунье зачахла на корню, меня спасло чудо.
Чудо это носило имя Даллаль и служило начальником городской стражи. По-моему, бравый воин питал какие-то романтические чувства к Фергии... Вот и сейчас, завидев ее макушку, покрытую ярко-красной косынкой, - Фергия возвышалась над средними адмарцами так же, как ее мать над арастенцами, - Даллаль направил коня на собравшуюся публику.
-- Фергия-шади! - воскликнул он. - Что случилось?
-- Ничего не случилось, Даллаль-шодан, - отозвалась она, выбирая на лотке самый сочный персик. Поглощать фрукты Фергия могла, по-моему, безостановочно. Впрочем, хуже было бы, если бы она так же безостановочно курила в подражание матери. - Просто Вейришу-шодану вздумалось остановиться послушать сплетни, вот мы и завязли. Выручи, прошу, не то я безнадежно опоздаю в гавань, куда Вейриш-шодан так любезно обещал меня проводить!
-- Зачем вам в гавань? - прошипел я.
-- Оценить масштаб катастрофы при свете дня, - таким же ужасным шепотом отозвалась она. - Ну и... Посмотрим. Всё равно ваши методы не работают, а значит, искать Даньяру будем иначе.
-- Как же, например?
-- Чайку попрошу, - ухмыльнулась Фергия. - Он много где бывает, всё слышит. Пускай поспрашивает. Или его жена.
-- Ах да, и как это я о нем позабыл...
Чайкой прозвали уличного поэта -- в основном за производимый им шум. Ему недурно удавались стишки на злобу дня: он прошелся и по начальнику стражи, и по главному советнику рашудана, и по самому рашудану, за что нечестивцу грозила смертная казнь или ссылка в рудники. Правда, Даллаль ловил этого стихоплета без особенного энтузиазма, потому что Фергия ухитрилась убедить его: Чайка вовсе не злоумышляет, он просто не может смолчать, когда видит несправедливость. После того, как она уверила Даллаля, что сочинение о нем самом -- вовсе не хула, а похвала, я не сомневался -- Чайке ничто не угрожает. Мало ли похожих бродяг, на них же не написано, кто именно сочиняет крамольные строки! Хватать всех подряд -- никаких тюрем не хватит, а в рудниках от этих доходяг проку мало -- больше съедят, чем наработают...
-- Не повредила ли буря твоему новому дому, Фергия-шади? - любезничал тем временем Даллаль.
В исполнении рослого красавца с роскошными усами неуклюжие заигрывания выглядели невероятно забавно, и, уверен, не я один сдерживал улыбку. Но, полагаю, остальные думали: как можно обидеть такого уважаемого человека неуместным смехом? Вдобавок у него сабля имеется, и владеть ею Даллаль умеет превосходно... Конечно, вряд ли он обнажит благородный клинок из-за какого-то глупца, но у него ведь, кроме сабли, и плетка под рукой, а такой можно убить с одного удара, если умеючи. В том, что Даллаль на это способен, никто не сомневался, а потому желающих навлечь на себя его гнев не оказалось.
-- Я ведь колдунья, любезный Даллаль-шодан, - нарочито громко ответила Фергия, - а потому могу сберечь свое жилище. Хотя, признаюсь, даже я натерпелась страха: в моих краях таких гроз не бывает!
"Да, там совсем другие шторма", - подумал я, но смолчал.
-- Разве в это время года случается подобное? - не умолкала она. - Я полагала, сейчас должна царить сушь!
-- Так и есть, Фергия-шади, - развел руками Даллаль. - Все придворные знатоки ветров, звездочеты и прочие дармоеды в недоумении: гроза взялась будто из ниоткуда! Кое-кто предположил, что она колдовская, но кто мог вызвать подобное?
-- Не смотри на меня так, Даллаль-шодан, - сладко улыбнулась Фергия. - Во-первых, погодная магия -- не мой конек, во-вторых -- зачем бы мне учинять этакое безобразие? Из-за него, я слышала, в гавани затонули корабли, и теперь войти и выйти могут только самые легкие лодки?
-- Да, случилось такое... Но тебе что за печаль?
-- Представь себе, Даллаль-шодан, я сюда не с пустыми руками приехала, у меня имеются кое-какие знакомства, а потому... Почему бы не вложить кое-какие средства в торговлю? Разумеется, исключительно законную, - добавила она и поправила свою косынку.
Я вдруг вспомнил: Флоссия упоминала как-то, что подобным образом их завязывают пираты. Еще подумал -- этот узел похож на бардазинский, но чем-то все же неуловимо отличается. Ну так бардазины -- тоже пираты пустыни... Интересно, кто у кого перенял обычай? Или это совпадение?