— Все будет хорошо, вот увидете, — сказал Джагдиш.
— Я вам так благодарен, господин адвокат. Этот мальчик не виноват ни в чем. В его жизни и так было много несправедливости и страданий, зачем же ему еще страдать безвинно.
— Он ведь сирота, насколько я знаю.
— Да, пожалуй что сирота, — согласился Абдул. — Где-то, возможно, и живут его родители, но если он не с ними, то кто же он, как не сирота.
— Так его родители живы? — удивился Джагдиш.
— Этого я не знаю. Его бросили в лесу, ночью, там я его и нашел.
При этих словах Мина вздрогнула.
Джагдиш покачал головой:
— Так вы нашли его в лесу?
— Да, господин адвокат. Здесь, на окраине Бангалора.
Мина хотела что-то сказать, но не могла — у нее перехватило дыхание.
— И с тех пор я его воспитываю, — продолжал старик. — Он славный мальчуган, я уверен — никогда он не мог бы украсть.
— А когда это было? — спросила Мина.
Мужчины обернулись к ней.
— О чем вы спрашиваете, моя госпожа? — уточнил Абдул.
— Когда вы нашли мальчика?
— Восемь лет назад.
Мина похолодела. Она еще думала, что это ошибка, случайное совпадение, но, когда Абдул назвал точную дату, поняла — это был тот самый день, когда она оставила ребенка в лесу!
— Что случилось, милая? — спросил обеспокоенно Джагдиш.
— Ничего, — прошептала Мина.
Единственное, чего она боялась сейчас, — потерять сознание.
МАХЕШ, МИНА И РОШАН
Сна не было. Ночная прохлада, такая желанная после дневного зноя, не приносила облегчения, и в некоторые минуты казалось даже, что в доме душно и нечем дышать. Мина приподнялась на локте и обеспокоенно смотрела в темноту, словно пыталась рассмотреть что-то, пока невидимое. Ночь обступала ее со всех сторон — оттого и тревожно ей было, наверное, потому что и тогда была ночь, и тоже душно было перед дождем. Ночь, деревья, малыш, оставленный на тропе…
К завтраку она вышла измученной и больной. Джагдиш всполошился:
— Ты плохо чувствуешь себя?
— Нет, нормально. Только вот спала плохо.
Завтракали молча. Потом Мина спросила словно невзначай:
— Ты сегодня идешь в суд?
— Да. Там слушается дело этого мальчика.
— Который сумку украл?
— Не крал он, — поморщился Джагдиш. — Глупо там все получилось.
— Возьми меня с собой.
Джагдиш взглянул на жену изумленно. Никогда прежде она не обращалась к нему с подобными просьбами.
— Зачем это тебе? — спросил он после долгой паузы.
— Я скучаю дома. И еще — хочу посмотреть на этого мальчика.
— Суд — не самое веселое зрелище.
— Я знаю.
— Так что лучше уж побудь дома.
— Я поеду с тобой!
Джагдиш заглянул в глаза жене и смешался.
— Если ты настаиваешь, — пробормотал он.
В зале суда Мина села в заднем ряду. Она даже себе не могла объяснить — почему, и только позже поняла, что боится. Ей казалось, что если она сядет ближе к месту, где сидят подсудимые, то выдаст себя, не сдержится. Она уже решила, что знает, кто этот мальчик — ведь совпадало все, и желала, чтобы это был он, ее сын, желала — и боялась одновременно.
Она часто думала о своем покинутом сыне, пыталась представить, как он живет, что делает, и все у нее получалось так славно — ему хорошо, он счастлив и живет беззаботно. Ее вина перед ним была безмерна, и она хотя бы мечтами о его счастливой жизни пыталась эту вину искупить. В какой-то момент даже поверила в то, что все хорошо у ее малыша, и вдруг, как удар — жестокий, не знающий пощады — эта встреча с несчастным стариком. Неужели он ее сын, этот мальчик? И ее мечты оказались лишь несбывшимся оправданием своей вины.
Открылась дверь, в зал вошел полицейский, а следом за ним — мальчик, невысокий, худенький. Он прошел за перегородку, отделявшую его от остального зала. Присутствующие затихли, слишком несоответствующе тому, что должно было сейчас произойти в зале суда, выглядел этот мальчуган. Этот зал видел многое и многих, и это было всегда ужасно и омерзительно, потому что все людское зло и несправедливость сходились здесь, а мальчик смотрелся в этих стенах как нечто чужеродное.
Мина встала в первый момент, когда дверь распахнулась, и осталась стоять, словно забыв обо всем.
Это был ее сын! Она узнала его, не могла не узнать. Конечно, он. Покинутый и найденный, но еще не обретенный. Она не может подойти к нему, прижать к себе, погладить по волосам. Он сейчас в чужих руках и ей не принадлежит.
Вошел судья, сел в свое кресло, отчего картина суда приобрела недостающую ей завершенность, но Мина словно не замечала этого, и тогда кто-то из сидящих рядом шепнул ей: