Со стороны казино появились три человека. Одного из них Перчик вспомнила: высокий, плечистый блондин, лет за сорок, с пластилиновой улыбкой и серыми, каменными глазами. Это был Ян. Увидев Женю, он изменился в лице, досадливо цыкнул, но тут же вернулся к прежней мине, развеселился, взял ее руку и поцеловал:
– Я не имел права рассчитывать на иное отношение. Это справедливо. Что ж – привык уважать любую точку зрения. Рад видеть вас, хоть и с опозданием. Саша, – он глянул на Грека, – сказал, что возникли кое-какие проблемы, пришлось переиграть нашу встречу – я пригласил вас в ресторан... – Ян развел руками. – Как в кино, честное слово!
Замечание было поддержано смехом всех сопровождающих. Женя обернулась: Александр фальшиво улыбался.
– Так это было приглашение? – спросила она тоном обещающим скандал.
– Девочка моя, будьте снисходительны к старому, больному человеку, – капитуляционно поник Ян.
Женя ни слова не сказала, прошла в обеденный зал. Заведение было явно предусмотрено под ночной клуб. Сколько денег понадобилось, чтобы снять его днем? Взгляд ни на чем не мог удержаться, утопал и расплывался в пространстве роскошного интерьера. Ухо цеплялось за древоватые переборы гитары и скрипучий голос Эрика Бёрдона в «The House of Rising Sun» [4] . Женю усадили за центральный столик сервированный на троих. Ян сел напротив, Грек между ними. У столика уже стоял официант, низенький старичок, похожий на графин с усами Сальвадора Дали.
– Что закажет мадемуазель? – любезно осведомился он.
Женя открыла меню, пробежала глазами, смутилась, но с безразличным видом спросила:
– А что из себя представляют креветки гриль?
– Королевские креветки, маринованные с кореньями и пряностями, приправленные лимоном и чесночным маслом, – пояснил официант.
Девушка, подняв брови, согласно кивнула.
– А вот «Ладожская загадка», что это такое?
– Филе судака, фаршированное шампиньонами и яблоками, в белой панировке, обжаренное во фритюре. Подается со свежими овощами, зеленью и соусом «Тартар».
– «Тартар»? Изумительно! И сколько такая «загадка» стоит?
– За все уплачено, мадемуазель.
– Это безвредное любопытство.
Официант покосился на Яна. Тот спокойно улыбался.
– Всего триста семьдесят рублей, мадемуазель.
– С «Титаник», стало быть... – Перчик перевернула лист меню. – Ну, раз уж за все уплачено, то и несите тогда: я все это съем.
– На первое осмелюсь предложить классический русский борщ, приготовленный по рецепту «Астория Клуба».
– Его издревле по этому рецепту готовили? Несите!
– Что будет пить мадемуазель?
– «Мартини Бианко».
– А на десерт?
– Взбитые сливки с клубникой и киви.
Официант поклонился и обратился к Яну.
– Как обычно, Сергеич, только водки в два раза меньше.
– Сделаем. А вы что будете, молодой человек?
Грек пожал плечами:
– Горячий салат с уткой, лосось «Бризоль»... Черный «Уокер».
Старичок поспешно удалился.
Женя удивленно взглянула на Яна:
– Он ничего не записывал?
– Вы прелесть, Женечка! – засмеялся Ян. – Рекомендую: Сергей Сергеевич Пересветов, первый гарсон Питера! Он из ресторана гостиницы, в другом крыле, а сюда я пригласил его из-за вас.
– Он тоже бесплатное приложение?
Ян обиделся.
– Дорогая Женя, вы превратно меня понимаете. Я стараюсь вам угодить, лишь той корысти ради, что это доставляет мне удовольствие. Вы допускаете мысль, что я влюбился? Да, я без ума от вас! Был бы я щедрым мальчишкой, я бы не имел возможности подарить даже самый скромный букет. Может, будучи старым скрягой, я сумею сделать вас счастливой?
Женя не отвечала.
– Чтобы доказать вам, что это так, а не иначе, я сейчас же готов проститься и оставить вас с Сашей. Вы этого хотите?
Александр застыл куском льда. Но девушка и не взглянула в его сторону:
– Нет. После того, что случилось, я не желаю к нему возвращаться.
Ян облегченно вздохнул:
– У меня, знаете ли, сердчишко совсем никуда.
Он поднялся из-за стола, зашел к ней со спины, достал из внутреннего кармана пиджака продолговатый футляр, открыл его и надел Жене на шею ажурную золотую цепочку с алмазным трилистником.
– Надеюсь, из всей Вашей коллекции цепей в конце концов останется самое ценное, – добродушно пожелал Ян.
Перчик обескуражено молчала. Появились две хорошенькие девушки, подали первые блюда и напитки. Ян вернулся на место.
– Теперь обсудим наше status quo [5] . Сегодня вечером я улетаю. В Европу. Вы, Женя, остаетесь на попечение Саши... Где, кстати, Вы прежде жили?
– Грек снимал для меня квартиру на Ваське, – ответила Перчик.
– Угу. Пока перевезем Вас ко мне на Невский, а там посмотрим. Конечно, некоторые неудобства: шум, толчея, но смею думать, это лучше, чем в трущобах. Если, Женечка, возникнут какие-либо пожелания, просьбы, капризы или – не дай то бог – жалобы, обращайтесь к Саше – он все сделает, я попросил его помочь. Надеюсь, так оно и будет, и всецело Вам доверяю.
Женя не знала, что и сказать.
– Я хочу, чтобы мы стали друзьями, – Ян поднял рюмку. – За нашу дружбу!
И они вдвоем чокнулись. Александр свое виски не тронул.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
Дача Александра, если слово «дача» приемлемо к строениям такого рода, находилась на побережье Финского залива, между Песками и Зеленой Рощей. Внушительных размеров трехэтажный композитный дом, сомнительное торжество мысли в стереометрии. Судя по всему, это бунгало отстроили год назад, натаскали материала для отделки и «заморозили» объект.
Лескова подвели к пустым стенам: бетонным, кирпичным, а то и просто иллюзорно-каркасным. Сделайте милость – проявите смекалку... Айда веселиться, худосочный мальчик!..
С ним оставили двоих. Некоего краснокартофельнолицего Славу, постоянно называемого вторым оставленцем не иначе как – Москит. Самого же второго, Гену, то ли за двухметровый рост, то ли за другую ущербность – недоразвитость воображения и мышления как такового вообще – Слава в свою очередь называл Карликом. Эти двое «достали» Лескова в первый же день. Слава-Москит любил рассказывать истории о своем городе Ельце, что под Липецком, причем истории начинались в качестве раскрытия или дополнения какой-либо общедоступной интернациональной темы, а заканчивались если не летальным исходом для персонажей, то, по крайней мере, их злостным увечьем. Гена-Карлик чуть ли не каждые полчаса приглашал Лескова составить им компанию для игры в секу или промачивания горла, что принципиальной разницы не имело, или того хуже – пытался навязать себя в помощники (да чё там, все мы русские!). Евгений, посмотрев на его бычью, но безрогую голову, пальцы толщиной в железнодорожный костыль и с таким же квадратным сечением, вежливо отказался. Карлик угрюмо злился, потом угомонился и оставил художника в покое. Но Москит со своим былинно-сказительным талантом продыха Евгению не давал. Мало просто рассказывать, он еще требовал от «благодарного» слушателя, чтобы тот внимательно следил за мимикой и жестикуляцией. Лесков не знал: может быть, это на самом деле интересно, может быть, в Славе ни за что пропадает отчаянной силы юморист, но согласен был считать себя человеком без чувства юмора, ибо юмористов не любил; все они казались ему одинаково скучными и пошлыми. Лескова хватало лишь на редкие неловкие улыбки.
А однажды, когда он встретил затруднение в работе, и несколько плоскостей в один узел не сходились, Слава довел Лескова до белого каления. Художник послал. Охранника это шокировало, бросило в нездоровую краску, он что-то полуневменяемое крикнул из разряда: «Здесь посылать могу я!» – и ушел, к сожалению, ненадолго.
4
«Дом восходящего солнца» (