И когда сопротивляться уже не было сил, а кровь полностью отхлынула от лица, холод пробрал все тело Кати. Голова ее была пуста. Уже никакая мысль не заявлялась в ее сознание. Оно было чистым, так же, как и у человека едва вступившего в жизнь. Вот только она ее покидала.
И когда Катя уже не могла задыхаться, она схватила Веру за плечо и, прежде чем обмякнуть, прохрипела в последний раз:
– Мама!
Вера отдернула руки, но было уже поздно: тело Кати лежало бездыханным. Увидев ее застывший взгляд, – холодный и пустой, – Вера с криком отпрыгнула от нее.
Вера пятилась, пока не напоролась на стул. Закинув на него руку, будто пытаясь с его помощью подняться на ноги, она уставилась на тело Кати немигающими глазами, готовыми вот-вот вырваться из орбит. Ее сердце стучало оглушающе громко, а жадное дыхание свистело при каждом вдохе. Она застонала от одной мысли, показавшейся ей тогда нелепой, что она убила Катю. И застонала так отчаянно и истошно, точно кто-то со стороны провозгласил безжалостно: «убила!».
Вера попыталась задержать дыхание, не позволяющее ей сосредоточиться, и, приподнявшись так, чтобы взглянуть на грудь Кати сверху внизу, она судорожно закричала.
– Убила! О-о-о, Г-господи, я ее убила!
И она исступленно зарыдала, прижав руки ко рту. Зубы ее вцепились в костяшки пальцев, она захлебывалась слезами и кашляла, а потом, когда истерика ее достигла самого пика, в голову ей ударила ясная мысль: ее могут услышать!
Призвав все остатки рассудка, Вера заставила себя замолчать (хотя далось ей это нелегко, и для этого пришлось вонзиться зубами в нижнюю губу). Она с опаской взглянула на дверь, прислушалась, но услышала стук лишь собственного бешеного сердца.
Она не бросилась к телу дочери, не рванула она и к столу, где находился телефон, с помощью которого она могла бы вызвать скорую. Как будто все еще не уверенная в том, что она сотворила, Вера вскочила на ноги и убежала вон из кабинета.
Оказавшись на свежем воздухе, она с удивлением подумала, что провела у Кати полдня и уже наступил поздний вечер – на улице было слишком темно для обеда. Но потом она подняла глаза к небу и поняла, что во всем виноваты грозовые тучи, плотно заслонившие небо. Их цвет, черный, как дым пожаров, был настолько устрашающим и зловещим, что это просто не смогло не повлиять на Веру. И без того впечатлительная, она, уставившись на небо с открытым ртом, вся затряслась, словно провинившаяся собака, готовая принять удары своего хозяина.
«Не к добру. Не к добру!»
Поднялся ветер.
Пыль попала Вере в глаза. Она зажмурилась, протерла глаза и открыла их.
– Где же Матвей? Матвей! О боже, я ведь, я… я сама отослала его. Я одна!
Вера схватилась за волосы, готовая зарыдать, но потом, поддавшись неведомому импульсу, она кинулась вперед, туда, где виднелся мост.
Она не отошла от здания, где находилась Катя, слишком далеко, как вдруг кто-то схватил ее за руку и обернул к себе.
– Что случилось? – Это был Матвей.
– Матвей! М-матвей!
Она была бледна, точно изваяние, и это насторожило Матвея.
– Что случилось? – Повторил он тверже. – Почему ты здесь?
– Я… я…
Голос ее сорвался, и она сглотнула подступающий ком. Боясь, что, если продолжит говорить, вот-вот заплачет, она опустила влажные глаза.
– Вера, – он подошел к ней и приподнял ее лицо за подбородок, – ничего не получилось?
Губа ее затряслась. Глядя в глаза Матвея, она увидела в них те ужасные картины, развернувшиеся в кабинете Кати, и, не устояв, бросилась ему на шею, сотрясаясь рыданиями.
– Не получилось! Не получилось!
Матвей едва коснулся рукой ее спины, как вдруг холодная капля, упавшая ему на щеку, заставила его поднять голову к небу.
– Начинается дождь. Нам нужно идти.
– Д-да, п-пойдем… Пойдем же, скорее!
Она развернулась и быстрым, хоть и нетрезвым, шагом поспешила вперед – а куда, не важно, уже совсем не важно.
Редко падали крупные капли дождя, когда они начали пересекать мост. Чем быстрее шла Вера, тем сильнее ухудшалась погода: ветер, особенно рядом с водой, становился неистовым, а дождь превращался в ливень, больно ударяющий по лицу.
– Быстрее, – сказал Матвей, но голос его растворился в шуме природы. Вера смотрела на то, как ветер раздражал реку, будто пытаясь поднять ее и обрушить на город. Обхватив себя руками, она шла и смотрела на волнующиеся волны, и ей хотелось, чтобы они захлестнули ее с головой, чтобы река вобрала ее в себя, и чтобы…