К счастью, Никита не отдался порыву полностью, а потому молчал, считая, что и так зашел слишком далеко. Ему казалось, что своей речью он оскорбил память о Вере, хотя на самом деле лишь желал усмирить Катю (и слегка ей досадить).
Тем временем дождь прекратился. Свеча уже переставала гореть, однако в комнате было уже не так темно - по всей видимости, занимался рассвет, хоть и спрятанный грозовыми тучами. Утро и без солнца приводит за собою свет.
Через некоторое время включилось электричество; на кухне вспыхнула лампочка. Привыкшие к темноте и пламени свечи, Никита и Вера заморгали, пытаясь справиться с резью в глазах.
Оба не двигались с мест.
Никита боялся, что одним лишь бездумным высказыванием изменил весь ход событий. Теперь ждать от девочки благосклонности было бы слишком наивно и даже нагло. И все же он надеялся на ее снисходительность...
Вера же поднялась со стула и сказала с бесстрастностью кассирши, прощающейся с покупателями:
- Мне надо собрать вещи.
Через секунду она удалилась, а Никита, закрыв глаза от облегчения, потушил свечу.
19.
Вера пришла к выводу, что лучше собрать вещи Кати, нежели собственные. После этого странного разговора с Никитой ей в голову ударила неожиданная, будоражащая кровь мысль о том, что нужно начать жить иначе.
Собирая Катины вещи, Вера думала, как ей удалось не разрыдаться сейчас. Она была уверена, что ее охватит такая жгучая обида, что она не сдержит чувства. Однако тело ее было спокойным, в горле ничего не клокотало, сердце билось ровно, а сознание было спокойным и ясным.
Но не думать ни о чем, особенно после сказанных Никитой слов, Вера не могла. Мысли не были ей подвластны, а потому врывались, как нежданные гости, в ее голову без разрешения.
«Я заставлю его пожалеть», - пульсировало у нее в мозгу. Но само понимание этой мысли было так размыто, что Вера просто тупо повторяла ее вслух: «Он пожалеет, пожалеет, пожалеет...».
О чем?
О том, что признался, в чем причина его ухода?
Или пожалеет о самом уходе?
Здравый смысл подсказывал Вере, что все это глупо и несерьезно. Продолжать быть узницей подлых желаний об отмщении может только самая отчаянная и падшая женщина. Но Вера не должна причислять себя к числу подобных. Особенно сейчас, когда ее жизнь так круто изменилась. Что, если куда разумнее было бы оставить ту жизнь, в которой она пребывала еще несколько дней назад, будучи тридцатидевятилетней, и начать жить так, как это делала бы новая Вера, семнадцатилетняя?
В тот момент, когда Никита выпалил те обжигающие сердце слова, Вера почувствовала, как внутри нее разверзлась пропасть. Сейчас, когда прошло уже некоторое время, она ощущала, как все скопившееся у нее на душе за все годы ее страданий полетело в ту самую пропасть.
И новое ощущение, уже давно ей неведомое, поселилось внутри Веры - легкость.
Механически складывая необходимые ей для поездки (а может, и для новой жизни, которую она теперь планировала начать) вещи, Вера заметила, как задрожали ее руки. Но это было отнюдь не действие открывшихся в ней чувств, а скорее страшного голода, который она игнорировала такое долгое время. Организм ее ослабел, но отчаянно требовал подкрепления. Вера нашла в себе силы закончить сборы (она, конечно, не забыла дневник Кати) и выйти к Никите.
Никита, услышав ее шаги, встал изо стола и посмотрел на нее не дыша, в ожидании конфликта. Но Вера смотрела на него невозмутимо, держа в руках сумки.
- Готова? - Спросил он осипшим голосом.
Она кивнула. Когда девушка хотела было сообщить о том, как сильно хочет есть, Никита сказал:
- Давай заедем позавтракать куда-нибудь.
- А мы успеем купить мне билет? - Вдруг вспомнила Вера.
- Об этом не беспокойся, - уклончиво ответил он.
Билет Вере уже был куплен. Изначально он, правда, принадлежал не ей, а той самой женщине, с которой он сидел в кафе в день их с Верой первой встречи. Никита был уверен, что его спутница непременно согласится поехать с ним в Петербург, однако после случившегося она посоветовала ему забыть даже ее имя. К слову, ее требование он выполнил без труда.
Когда они вышли из квартиры, Вера закрывала дверь на ключ, и в этот же самый момент из своей обители вышли те самые любопытные соседки. Теперь они уже не скрывали своего наглого интереса, открыто окидывая их оценивающим взглядом. Никите такая вольность показалась хоть и невежливой, но все же внимания он им не уделил. А вот у Веры вспотели ладони, пока она закрывала дверь. Она чувствовала, как две пары глаз сверлят ее спину, и щеки ее вспыхнули из-за негодования.
Но потом она выпрямилась, словно услышав чей-то приказ в голове, и, развернувшись, вызывающе вздернула подбородок, взяла Никиту под локоть и кивнула на лестницу. Пока они спускались по лестнице, Вера все не отрывала того взгляда от двух ошеломленных женщин, какой еще никогда не носила на своем лице. Это придало ей той уверенности, которой ей так не хватало, и она даже улыбнулась, обнажая зубы, двум сплетницам, едва сдерживая триумфальный смех.