- С кем ты разговаривала?
Вера повернулась, чтобы указать на цыганку, но та вдруг исчезла. Причем ее не было в зале вообще: Вера все оглядывалась по сторонам, пытаясь зацепиться глазами хотя бы за знакомую фигуру, но тщетно. Испарилась!
- Да так... ни с кем.
Никита молча сел на место, довольно мурлыча: «Отличный, однако, кофе здесь!». Вера тоже села, на какое-то время оцепенев. Она даже не думала ни о чем, хотя после происшедшего это было бы неизбежно.
Но странная пустота разверзлась в ее голове, и она, потупив взор на противоположном свободном сидении, угрюмо молчала. Никита же, наслаждаясь кофе, не отвлекал ее и решил последовать примеру остальных - уставиться на экран телевизора.
Заметив, что Вера сидит, сложив пальцы в замок на коленях, и смотрит в одну точку немигающими глазами, он удивленно воскликнул:
- У тебя что, нет телефона?
Вера содрогнулась, словно разбуженная, и недоумевающе воззрилась на мужчину. Он повторил вопрос.
- А, есть... - Рассеянно ответила она, приникая к своей сумке и доставая оттуда старенькую модель «Самсунга» с кнопками, которые в настоящее время популярны лишь среди людей преклонного возраста. И Веры.
Никита подавился смешком.
- Что ж это такое? Неужели... мамин мужчина, - он не знал, как назвать этого таинственного человека, к которому, по всей видимости, дочь относилась с любовью, - не мог тебе подарить хороший телефон?
- А этот телефон и не плохой, - вскинулась Вера, - и вообще, причем здесь мамин мужчина?
Понимая, что еще одна малейшая искра способна воспламенить ссору, Никита капитулировал. Так будет лучше для спокойствия обоих.
- Ни при чем, - сказал он сдержанно. - Забудь. У меня есть наушники, может, послушаешь музыку на моем телефоне?
Вера хотела уже было отказаться, но на секунду замешкала. Ей необходимо было отвлечься от мыслей о случившемся еще пару минут назад. Может быть, музыка поможет ей в этом?
В конце концов, Вера согласилась на его предложение, и взяла в руки последнюю модель белоснежного «айфона». «Нимало не удивлена», - подумала она с усмешкой, вставляя наушники в уши.
Она не знала, как пользоваться этим «навороченным гаджетом», как она обычно выражалась, наблюдая за современной молодежью и их увлечениями. Никита помог ей во всем разобраться, но Вера все еще с осторожностью водила пальцем по экрану, вздрагивая при всякой отдаче телефона на ее действия. У Никиты уже был готовый сборник любимых песен, и Вера, явно не способная укротить данное устройство, решила слушать то, что было.
К счастью, она смогла найти то, что более-менее ласкало слух, а не вызывало кровотечение из ушей, как она обычно сравнивала ощущения от прослушивания популярной в настоящее время музыки.
Это было произведение итальянского композитора Людовико Эйнауди «In a Time Lapse». Расслабившись, Вера вытянула ноги и слегка откинула голову назад. Вера знала, что Никита всегда хотел научиться играть на рояле, но, к сожалению, был исключен из музыкальной школы за плохое поведение. А испытывать судьбу очередной раз он не захотел. Именно не захотел, потому как, это уже известная черта его характера, Никита вступал в схватку с жизнью смело, даже вызывающе, и дерзко парировал всем ее издевкам, в итоге оставаясь победителем. Очевидно, он избрал другой путь, который вызвал его страсть и любовь в одночасье, поэтому давняя мечта об игре на столь прекрасном инструменте была отвергнута и позабыта. Хотя навряд ли он не вспоминает о былой одержимости, когда прослушивает композиции, исполненные на фортепиано.
Музыка понравилась Вере с первых секунд. Сначала она расплылась в довольной улыбке, бессознательно наслаждаясь мелодией, но затем проснулось ее воображение, которое так же не могло остаться равнодушным. Оно начало рисовать ей различные картины - сначала радужные, пестрые, приятно волнующие душу. Но потом эти картины закружились в вихре, разнеслись по свинцовому небу ее сознания и отдались во власть грозовому смерчу.
Фантазия ее создавала сюжет для произведения, которое она сейчас слушала.
И Вера представляла: она представляла, какой была бы сейчас жизнь, если бы она вела себя с дочерью по-другому. И важна не вся их совместная жизнь, а хотя бы те последние деньки, когда все было как обычно. Может, если бы она чаще улыбалась дочери, разговаривала с ней ласково, а не сухо и отстраненно, если бы она попыталась к ней подступиться, может, даже поговорить, если бы пригласила ее в какое-нибудь кафе, нарочно взяла бы выходной, сводила бы ее в кино, все было бы иначе? Совсем иначе?
Чувство вины бременем осело на ее душу, и она, согнувшись пополам от этой тяжести, заплакала.