Никита не сразу заметил резкую перемену в ее настроении. Услышав всхлипывания, он сел перед ней на колени и взял ее за руки.
- Катя? Катя, что с тобой? Что такое?
Конечно, глупо было ожидать от нее ответа, но его пугало ее состояние. Вера извлекла свои руки из его рук, вытерла вспыхнувшее от стыда лицо и проворчала:
- Я в порядке.
Придя к выводу, что девочка не смогла окончательно оправиться после смерти матери, Никита терпеливо вздохнул и сказал:
- Я не буду выпытывать. Ох, - он украдкой посмотрел на табло, - через чай прибудет поезд. Пойдем-ка сразу на перрон.
Вера отдала ему телефон и наушники. Подобрав свои сумки, она потрусила за широко шагающим к выходу Никитой.
- Купе?
- А ты что, думала, я заставлю тебя тесниться в плацкарте?
Никита, посмеиваясь наивности дочери, открыл дверцу и позволил ей войти первой в их ложу.
- И какие места?
- Нижнее и верхнее
- Как хорошо, - облегченно выдохнула Вера, кладя сумки на белоснежную койку.
После того, как они расположились, они постелили белье и достали необходимые вещи из сумок, чтобы, в случае чего, не беспокоить соседей, которых пока что не было.
- Пока никто не пришел, - Никита подошел к двери, - переоденься и, как поезд тронется, сходим в вагон-ресторан. Ты, наверное, проголодалась?
Вера кротко кивнула, не в силах даже описать, как терзал ее желудок уже несколько часов подряд.
- Я пока выйду позвонить по делам. Переодевайся.
Никита вышел. Вера выждала пару минут, а затем раскрыла сумку с Катиной одеждой. Выбор ее пал на желтое, как лепестки подсолнуха, платье - цвет, который так радовал глаза дочери и так раздражал глаза матери. Однако, желая полностью обратиться в Катю, Вера переступила через собственные вкусы и взяла это платье с собой. А сейчас она его наденет...
Вера уже сняла с себя рубашку, как вдруг обратила внимание на окно. Задернув однотонные шторки малинового цвета, Вера с опаской взглянула на дверь. Никита не посмеет войти без спроса, тем более, у него был какой-то важный телефонный разговор. А что это она вдруг зарделась, покрылась мурашками?
Ах, ей интересно ее новое (а фактически - старое) тело.
К сожалению, у нее не было большого зеркало, через которое она могла бы хорошенько себя разглядеть. Но для чего же ей руки?
Сначала Вера положила руку на правое покатое плечо, а потом подключила другую руку, которой нащупала свой плоский живот. Ребра уже не выпирали, равно как и бедра. Живот был мягкий, но не рыхлый, без лишнего жирка. Грудь по-прежнему маленькая, но уже вполне сформировавшаяся. Вера не знала, и не помнила, как выглядело ее тело со стороны, но на ощупь оно ей очень даже нравилось. Оно было здоровым, еще находящимся в развитии, а не болезненно истощенным, слабым, жалким, каким было до ее возвращения в подростка. Ее тело было живым.
Дотронувшись до едва выпирающих ключиц, Вера стыдливо засмеялась.
- Господи, как нелепо я, должно быть, выгляжу сейчас!
Внезапно она услышала скрип двери и, вскрикнув, схватила рубашку, чтобы прикрыться ею. Зашедший тут же понял, в чем дело и, пробурчав извинения, тут же вышел. Вера быстро напялила на себя платье, пытаясь прийти в себя.
Это был не Никита. Но кто же? Кто-то ошибся купе? Или же это, наконец, пожаловали их с Никитой соседи? Но где же, спрашивается, был Никита?! Ведь он прекрасно знал, что Вера переодевается и может быть застигнута совершенно нагой!
Позабыв о том человеке, который нарушил ее безмятежные исследования собственного тела, Вера сжала руки в кулачки и зло открыла дверь, собираясь напасть на Никиту словно дикая разъяренная кошка.
В коридоре, у окна, она увидела Никиту, весело болтающегося с каким-то мужчиной, чьего лица она не видела, только спину. Заметив Веру, и ее рассерженный взгляд, Никита бросился к ней.
- Что-то случилось?
- Да! - Она топнула ногой. Дождавшись, когда Никита подойдет к ней настолько близко, что посторонний человек не сможет услышать их разговора, она процедила. - Пока я переодевалась, кто-то вошел в купе!
Никита нахмурился, но выражение его лица давало понять, что он догадывался, кто бы это мог быть. Он повернулся в сторону своего приятеля, а тот вопросительно кивнул ему. Тогда все трое обратили внимание на открывшуюся дверь туалета, из которого вышел невысокий молодой человек. Тот невозмутимо встретил эту тройку глаз, но причину этой засады выяснить самостоятельно не смог.
- Что?
Это был юноша лет двадцати, с кожей слоновой кости и чуть румяными щеками, острыми скулами и сильным, выразительным взглядом небольших темных глаз.
- Ты что ж творишь, негодяй? - Произнес приятель Никиты шутливо-сердитым тоном, каким обычно обращаются к горячо любимым детям, которых не хочется обижать, но приличия ради следует пожурить.