Честно говоря, Сильвенио вовсе не думал, что когда-либо станет звать этого человека на помощь, но его слова на всякий случай принял к сведению.
Это была третья важная фраза в его жизни, которую он решил воспринимать как непреложную истину. Первой из них было указание леди Хенны про слезы и слабость. Второй – предсказание Юнбы. И вот теперь третьей была эта нехитрая аксиома: если с ним случится что-то плохое, нужно звать на помощь Аргзу Грэна, своего хозяина. По крайней мере, до тех пор, пока он будет для этого хозяина полезным…
Телепорт переместил его в безлюдную степь, сплошь покрытую жесткой желтой травой. Сильвенио долго стоял, пользуясь редкой возможностью побыть в одиночестве, и какое-то время просто бездумно смотрел на синеющее в вышине небо, задрав голову. Он пытался разглядеть в этой ослепительно-яркой безмятежной синеве корабль Паука, но не разглядел даже черной точки – слишком далеко. Потом шея окончательно затекла, и только тогда он наконец сдвинулся с места, вдруг вспомнив о встроенном в ошейник маячке и о нетерпении Аргзы.
Полуразвалившуюся хижину он нашел в указанном направлении сразу же: вокруг и правда не видно было никаких других строений. Крига – низкая, скрюченная, одетая в какие-то драные неопределенного цвета лохмотья – встретила его у порога с явным неудовольствием, будто действительно давно его ждала, и без всяких слов затащила внутрь. Никак не отреагировав на его церемонные приветствия, принялась что-то готовить, отвернувшись спиной и не особенно любезно указав ему на лавочку за покосившимся столом. Ему ничего не оставалось, кроме как сесть туда и молча ждать своей участи.
В прочитанных им сказках у таких злобных ведьм в доме обязательно хранились всякие жуткие вещи: засушенные головы, человеческие глаза в банках, отрубленные конечности животных и прочее. Однако, оглядевшись, здесь Сильвенио видел только связки каких-то ароматных трав и несколько рваных тряпиц, и оттого ему становилось даже более дискомфортно: уютный домишко в деревенском стиле никак не желал увязываться в его голове с образом страшной колдуньи, которая куда-то девала сорок восемь молодых рабочих и угрожала Пауку уничтожить его корабль. Неизвестность томила, он был готов уже практически к чему угодно, когда шел сюда, – но явно не к тому, что его посадят и будут игнорировать. Ведьма же, очевидно, догадывалась о том, что неизвестность всегда разъедала гораздо хуже самых неутешительных результатов, потому обращать свое внимание на гостя она явно не спешила.
– Пожалуйста, не убивайте меня, – сказал он вдруг, не выдержав. – Я не хочу умирать.
Старуха вдруг неожиданно развернулась к нему, проницательно прищурившись:
– Значит, твоя жизнь тебя вполне устраивает, маленький слуга большого Паучка?
Сильвенио задумался. Разумеется, его не устраивало существующее положение вещей, его не устраивало абсолютно ничего из того, что с ним произошло за последние шесть лет, включая сам момент похищения. Его не устраивало и то, что с каждым днем он становился все больше равнодушен к собственной жизни, научившись смиряться с любыми ее поворотами.
– Нет, – ответил он тихо. – Мне совсем не нравится быть слугой. Но умирать я все равно не хочу.
– А чего тогда хочешь?
Он моргнул:
– Пожалуйста, уточните свой вопрос.
Старуха глядела на него неотрывно, по-прежнему щурясь, будто бы пробегая взглядом по самой его душе и вызнавая все его тайны. Но у него не было никаких тайн, и в этом она здорово просчиталась.
– Представь, что я могу исполнить любое твое желание. Чего бы ты пожелал, мальчик? Может быть, денег столько, чтобы купить весь мир и никогда больше не знать той беды, в которую ты попал?
– Нет.
– Может быть, ты пожелал бы такого зелья, которое мигом бы убрало из памяти все плохие воспоминания и ощущения?
Он на мгновение задумался, а потом так же решительно замотал головой:
– Нет.
– Тогда, может быть, ты пожелал бы мести? Мести тому, кто сделал тебя своим рабом? Власти над ним?
– Нет. Я не хочу этого. Месть – слово не из моего языка. Мой народ… не мстит. И не добивается власти.
Старуха усмехнулась, и, кажется, взгляд ее стал несколько озадаченным.
– Удивительно, что ты все еще помнишь заветы своего народа после всей той грязи, в которую наш Паучок тебя окунул, мальчик… Но чего же ты тогда хочешь?
Он посмотрел на нее – замученно и устало. Все мышцы в теле болели после сегодняшней ночи, которую Аргза опять заставил провести в его постели. Болела и душа. Сильвенио сделал глубокий вдох и на медленном выдохе отчаянно закрыл лицо руками.