Выбрать главу

— Ты уже был дома? — перебила она его, не дав начаться потоку словоизвержения.

— Еще нет, — покачал он головой. — Я бы приехал сюда раньше, но там были люди. В очереди ко мне.

Даже так — они лезли ко мне друг у друга по головам. В конце концов мне пришлось вызвать своего внутреннего графа Петра, чтобы от них отделаться.

Энрике кивнул. Его, похоже, это впечатлило.

Катриона могла вообразить себе этот полезный, пусть порой и пугающий, прием.

— Я до ужина успела ответить на звонок от Ори и Никки. Никки был слегка встревожен, но я его, кажется, смогла успокоить. Тебе нужно домой — хотя нет, сперва тебе нужно начать нормально дышать, а то ты совсем запыхался. А затем домой и всех там тоже привести в чувство. — Помолчав, она добавила: — Хотя Ори сказала, что близнецы пока ничего особо не заметили.

— Ладно. Ладно — Он тяжело вздохнул под маской.

Энрике казался более собранным — и у него, очевидно, нашлось время принять душ и переодеться после возвращения из зоны, а может, даже и поесть (или, скорее, перехватить питательный батончик, который Марсия всунула ему в руку на ходу). У него был задумчивый вид — это было скорее данью образу, которого все ожидают от высокооплачиваемого иностранного ученого, хотя его мысли зачастую путешествовали по лабиринту разума довольно прихотливыми путями. Но он, похоже, успел доложиться Майлзу обо всем, чему сам был свидетелем.

— Что происходит снаружи? — поинтересовалась она. — Поместили ли Инги, Ядвигу и Бориса в одну палату, как я просила? — Что бы ни случится завтра, сегодня ночью это маленькое измученное семейство будет держаться вместе. Все вместе, кроме одного человека, напомнила она себе.

Майлз кивнул. — Не совсем по правилам, но твои аргументы возымели силу, плюс то, что они трое получили один уровень облучения. Я сам с ними еще не встречался, хотя мельком поглядел в окно палаты. Похоже, они сидят на кроватях и ужинают.

Звучало успокаивающе.

— А матушка Рога?

— Она заперта в отдельной палате, и у двери на посту стоит стражник из хассадарских муниципалов, как положено при аресте. Она уже оправилась от парализации. Медсестры говорят, она кажется тихой и угрюмой, а не агрессивной.

Катриона оттянула трущий ворот неизящной больничной рубахи. — Но на самом деле она ведь не арестованная? Потому что нам об этом надо еще подумать.

— Радиационное заражение уже достаточная причина, чтобы держать ее пока что под замком.

— Хорошо — Она потёрла лоб — Майлз, твой Округ вытягивает из человека все силы.

— Да, — вздохнул он, — знаю.

— Тебе удалось выяснить, как эта… э-э-э, стоянка смогла просуществовать так долго? — Он поморщился. — Мне придется хорошенько поговорить с моими лесничими — завтра, как только я буду уверен, что узнал всю историю до конца. Это… практически проблема наследия, в нескольких смыслах сразу.

Взгромоздившись на край госпитальной койки, он побарабанил пальцами по обтянутому нетканкой бедру и продолжил:

— Граница зоны была всегда более проницаемой на деле, чем в теории. В первом поколении после разрушения Вашнуя множество людей, которые выжили на прилегающих землях, продолжали украдкой пробираться в свои дома. Специальной службы лесничества тогда еще не существовало, так что с ними попеременно имели дело окружные стражники, военная полиция с патрулями и деревенские старосты. Ни обитателям округа, ни представителям закона это дело не нравилось, к тому же приказ «Стреляйте в людей, чтобы они тут не погибли» логически несуразен, и это было ясно каждому. В какой-то момент даже предложили сжечь оставленные дома, чтобы люди туда не возвращались. Я бы назвал это предложение «радикально скандальным», да только в окрестностях Вашнуя у людей теперь появилось новое определение для слова «радикальный».

Катриона понимающе кивнула. Энрике напряженно слушал.

— Наконец Петр постановил, что любой человек старше шестидесяти может на эти земли вернуться — раз уж его невозможно от этого отговорить. Детям и молодым людям этого не позволялось.

Некоторое время поблизости от границ зоны образовалось довольно странное общество, состоящее сплошь из стариков.

— Проблема исчерпала себя — точнее, скончалась, если говорить с некоей жестокой точностью, — за несколько лет. Ну, десятилетий. У людей помоложе не было никаких воспоминаний о прежних местах и желания туда возвращаться. Плюс более разумное большинство не желало туда ехать ни за какие коврижки. К тому времени, когда в дело вступил я, эта фаза практически завершилась.