— Похоже, не до конца, — поправила Катриона.
— Ага, — грустно согласился Майлз. — Но это значит, что как бы эта история ни противоречила нынешним законам, если тут можно говорить о законах, но согласно установившимся обычаям стариков у границ зоны отчуждения оставляли в покое. И то позволение, что, по словам матушки Рога, дал ей граф Петр, опирается на прецедент. Было не совсем, гм-м-м, бессмысленно со стороны нынешних рейнджеров считать, что ее в каком-то смысле поселил там лично мой дед, хотя она и задержалась там намного дольше, чем… предполагалось.
— Ей стоило бы уйти оттуда много лет назад, — сказала Катриона, припомнив мрачное кладбище за хижиной на сваях. Семнадцать лет назад, если не все тридцать. — И, может, спасти больше этих найденышей. Даже если она в своей изоляции этого не понимала, кто-то же должен был! Хотя на самом деле не похоже, чтобы она жила в полном неведении относительно новостей. Но она пыталась позаботиться о покинутых детях, спасти их. Лицемерием было бы ругать эту женщину за то, что она справлялась с этой задачей так себе, если никто другой даже не хотел взяться за нее. — Катриона нахмурилась, уставившись себе в колени. — Я думаю, не стоит ли нам провести для погребенных там тел идентификацию по ДНК.
— Я бы мог, — предложил Энрике. — И что вы с ними тогда сделаете?
— Сложный вопрос. Найти родителей, заставить их вторично пережить горе и испытать вину, когда уже, казалось бы, все давно кончено? Кому это пойдёт на пользу, чего ради?
Майлз сделал жест, раскрыв обтянутую перчаткой ладонь — «да, понимаю, нет, не знаю решения».
Прошлое исправить нельзя, это возможно сделать только с настоящим.
— Что ты собираешься делать с Вадимом? — спросила она его.
На этот раз Майлз поморщился очень выразительно.
— Его необходимо уволить за то, что он нарушил все инструкции и предписания для своей должности.
Что заставляет меня чувствовать себя непорядочным. Так что, думаю, мы назовём это выходом в отставку по накоплению предельной дозы излучения, чего он никак не сможет опровергнуть, а потом, быть может, тихонько передадим его под крылышко Марку. Тот уж наверняка сумеет найти для него десяток различных занятий.
— От одного Форкосигана другому? — усмехнулась Катриона, в душе довольная. — От вас никак не сбежать?
— Компетентному человеку — нет. — Майлз пожал плечами, явно о том не сожалея. — А он такой и есть, только попал в жуткую «вилку». Мне в этом деле нужно утешить свою совесть, и Вадим сойдет за подобное оправдание.
— А дойных коз мы аккуратно перевезли в новый загон на Жучином Ранчо, — подсказал Энрике. — На завтра уже заказан фургон лесничих для перевозки лошадей.
— О, отлично, — порадовалась Катриона. — Хоть что-то. Как полагаешь, ты сможешь задержаться перед уходом у палаты детей и рассказать им эти новости?
— Конечно. — Он помедлил. — Даже я способен понять, как много эти животные для них значат. Это дает определенную надежду.
Губы Катрионы дрогнули в улыбке.
— На что? На их… реабилитацию? Реинтеграцию? Второе слово подошло бы лучше, если бы они когда-либо прежде уже жили в нормальном обществе раньше. Действительно, их словно выдернули прямиком из Периода Изоляции и высадили здесь.
Она с некоторым сомнением подумала про Ядвигу. Борис, об этом было сказано вскользь, когда-то раньше рисковал выбираться в Округ, даже если после и сбежал обратно в зону. Ей нужно больше об этом узнать. Инги, кажется, в меру и молод, и сообразителен для хорошего социального прогноза, но тут остается вопрос его внешности. Точнее, того, как ее воспримут другие мальчишки. Она из-под ресниц покосилась на Майлза.
— Я подумал, — начал Энрике, и Катриона навострила уши, — об этом старом бараке для работников, который стоит на задах Ранчо. После того как бумаги будут выправлены, он может послужить чем-то вроде временного дома для детей, пока они акклиматизируются к современному Барраяру. — Он не прибавил «Как бы он ни был плох», спасибо. — В лаборатории и вокруг нее найдется множество задач разной степени сложности. Бориса, возможно, удастся научить, а Инги совершенно точно это сможет.
— А Ядвига? Если она выйдет из больницы? — Пройдут дни, если не недели, пока врачи будут решать ее судьбу, и Катриона ничем не может этот процесс ускорить. В первый раз она ощутила такое же глубинное нетерпение, какое было свойственно Майлзу. Она строго напомнила себе, что для лечения радиационных поражений Хассадарская больница столь же хороша, как любое медучреждение на Барраяре, хотя бы потому, что Майлз не выпихнул ее саму отсюда в какое-нибудь более проверенное место.