В эти косы тяжелые буду я вечноРассыпать бриллиантов сверкающий свет,Чтоб, ответив на каждый порыв быстротечный,Ты была как оазис в степи бесконечной,Чтобы волны былого поили мой бред.
XXIV
«Тебя, как свод ночной, безумно я люблю…»
Тебя, как свод ночной, безумно я люблю,Тебя, великую молчальницу мою!Ты – урна горести; ты сердце услаждаешь,Когда насмешливо меня вдруг покидаешь,И недоступнее мне кажется в тот мигБездонная лазурь, краса ночей моих!
Я как на приступ рвусь тогда к тебе, бессильный,Ползу, как клуб червей, почуя труп могильный.Как ты, холодная, желанна мне! Поверь, —Неумолимая, как беспощадный зверь!
XXV
«Ожесточенная от скуки злых оков…»
Ожесточенная от скуки злых оков,Ты всю вселенную вместила б в свой альков;Отточенных зубов влекома хищной жаждой,Ты жертву новую на день готовишь каждый.Твои глаза блестят, как в праздничные дниНа окнах лавочек зажженные огни;Их блеск – заемный блеск, их власть всегда случайна,Их красота – тебе неведомая тайна!
Машина мертвая, ты жажду утолишьЛишь кровью мировой, но мир лишь ты целишь;Скажи, ужель тебе неведом стыд, ужелиКрасоты в зеркалах твои не побледнели?Иль зла бездонности не видит мудрый взгляд,И, ужаснувшись, ты не пятишься назад?Или таинственным намереньем ПриродыТвои, о женщина, благословятся роды,И от тебя в наш мир, прославив грешный род —Кощунство высшее! – сам гений снизойдет!
XXVI
Sed non satiata[2]
О странный идол мой, чьи кудри – сумрак ночи;Сливая дым сигар и муска аромат,Бедром эбеновым ты мой чаруешь взгляд,Саванны Фауст ты, дочь черной полуночи!
Душе желаннее, чем опиум, мрак ночи,Губ милых эликсир, любви смертельный яд;Пусть караваны грез сзовет твой властный взгляд,Пусть напоят тоску твои цистерны-очи.
О демон яростный! Зрачками черных глазНе изливай мне в грудь своих огней без меры!Мне не дано обнять, как Стиксу, девять раз
Тебя, развратница, смирить твой пыл Мегеры,Безумье дерзкое бесстрашно обретатьИ Прозерпиною на ложе адском стать!
XXVII
«Когда она идет, роняя блеск огней…»
Когда она идет, роняя блеск огнейОдеждой радужной, сбегающей волнами,Вдруг вспоминается мне пляска длинных змейНа остриях жезлов, протянутых волхвами.
Как горькие пески, как небеса степей,Всегда бесчувственны к страданьям и прекрасны,Как сочетанья волн в безбрежности морей,Ее движения всегда равно бесстрастны!
В ней всюду тайный смысл, и все так странно в ней;Ее граненых глаз роскошны минералы,Где с взором ангельским слит сфинксов взор усталый,
С сияньем золота – игра немых камней;Как блеск ненужных звезд, роскошен блеск холодныйВеличья женщины прекрасной и бесплодной.
XXVIII
Танцующая змея
Твой вид беспечный и ленивыйЯ созерцать люблю, когдаТвоих мерцаний переливыДрожат, как дальняя звезда.
Люблю кочующие волныБлагоухающих кудрей,Что благовоний едких полныИ черной синевы морей.
Как челн, зарею окрыленный,Вдруг распускает паруса,Мой дух, мечтою умиленный,Вдруг улетает в небеса.
И два бесчувственные глазаПрезрели радость и печаль,Как два холодные алмаза,Где слиты золото и сталь.
Свершая танец свой красивый,Ты приняла, перенялаЗмеи танцующей извивыНа тонком острие жезла.
Истомы ношею тяжелойТвоя головка склонена —То вдруг игривостью веселойНапомнит мне игру слона.
Твой торс склоненный, удлиненныйДрожит, как чуткая ладья,Когда вдруг реи наклоненнойКоснется влажная струя.
И, как порой волна, вскипая,Растет от таянья снегов,Струится влага, проникаяСквозь тесный ряд твоих зубов.
Мне снится: жадными губамиВино богемское я пью,Как небо, чистыми звездамиОсыпавшее грудь мою!
XXIX
Падаль
Скажи, ты помнишь ли ту вещь, что приковалаНаш взор, обласканный сияньем летних дней,Ту падаль, что вокруг зловонье изливала,Труп, опрокинутый на ложе из камней.