XXXIII
Посмертные угрызения
Когда ты будешь спать средь сумрака могилы,И черный мавзолей воздвигнут над тобой;Когда, прекрасная, лишь ров да склеп унылыйЗаменят твой альков и замок пышный твой;
Когда могильная плита без сожаленьяПридавит робкую, изнеженную грудь,Чтоб в сердце замерло последнее биенье,Чтоб ножки резвые прервали скользкий путь:
Тогда в тиши ночей без сна и без просветаПускай тебе шепнет могильная плита,Одна достойная наперсница поэта:
«Твоя пустая жизнь позорно прожита;О том, что мертвецы рыдают, ты не знала!»Тебя источит червь, как угрызений жало.
XXXIV
Кошка
Спрячь когти, кошечка; сюда, ко мне на грудь,Что лаской нежною к тебе всегда объята,И дай моим глазам в твоих глазах тонуть,Где слит холодный блеск металла и агата!
Когда ласкаю я то голову твою,То спину гибкую своей рукой небрежной,Когда, задумчивый, я светлый рой ловлюИскр электрических, тебя касаясь нежно,
В моей душе встает знакомое виденье:Ее бесчувственный, ее холодный взглядМне в грудь вонзается, как сталь, без сожаленья,
И с головы до ног, как тонкий аромат,Вкруг тела смуглого струя смертельный яд,Она со мной опять, как в прежние мгновенья.
XXXV
Duellum[4]
Бойцы сошлись на бой, и их мечи вокругКропят горячий пот и брызжут красной кровью.Те игры страшные, тот медный звон и стук —Стенанья юности, растерзанной любовью!
В бою раздроблены неверные клинки,Но острый ряд зубов бойцам заменит шпаги:Сердца, что позднею любовью глубоки,Не ведают границ безумья и отваги!
И вот в убежище тигрят, в глухой оврагСкатился в бешенстве врага сдавивший враг,Кустарник багряня кровавыми струями!
Та пропасть – черный ад, наполненный друзьями;С тобой, проклятая, мы скатимся туда,Чтоб наша ненависть осталась навсегда!
XXXVI
Балкон
Мать воспоминаний, нежная из нежных,Все мои восторги! Весь призыв мечты!Ты воспомнишь чары ласк и снов безбрежных,Прелесть вечеров и кроткой темноты.Мать воспоминаний, нежная из нежных!
Вечера при свете угля золотого,Вечер на балконе, розоватый дым.Нежность этой груди! Существа родного!Незабвенность слов, чей смысл неистребим,В вечера при свете угля золотого!
Как красиво солнце вечером согретым!Как глубоко небо! В сердце сколько струн!О, царица нежных, озаренный светом,Кровь твою вдыхал я, весь с тобой и юн.Как красиво солнце вечером согретым!
Ночь вокруг сгущалась дымною стеною,Я во тьме твои угадывал зрачки,Пил твое дыханье, ты владела мною!Ног твоих касался братскостью руки.Ночь вокруг сгущалась дымною стеною.
Знаю я искусство вызвать миг счастливый,Прошлое я вижу возле ног твоих.Где ж искать я буду неги горделивой,Как не в этом теле, в чарах ласк твоих?Знаю я искусство вызвать миг счастливый.
Эти благовонья, клятвы, поцелуи,Суждено ль им встать из бездн, запретных нам,Как восходят солнца, скрывшись на ночь в струи,Ликом освеженным вновь светить морям?– Эти благовонья, клятвы, поцелуи!
XXXVII
Одержимый
Смотри, диск солнечный задернут мраком крепа;Окутайся во мглу и ты, моя Луна,Курясь в небытии, безмолвна и мрачна,И погрузи свой лик в бездонный сумрак склепа.
Зову одну тебя, тебя люблю я слепо!Ты, как ущербная звезда, полувидна;Твои лучи влечет Безумия страна;Долой ножны, кинжал сверкающий свирепо!
Скорей, о пламя люстр, зажги свои зрачки!Свои желания зажги, о взор упорный!Всегда желанна ты во мгле моей тоски;
Ты – розовый рассвет, ты – Ночи сумрак черный;Все тело в трепете, всю душу полнит гул, —Я вопию к тебе, мой бог, мой Вельзевул!
XXXVIII
Призрак
I
Мрак
Велением судьбы я ввергнут в мрачный склеп,Окутан сумраком таинственно-печальным;Здесь Ночь предстала мне владыкой изначальным;Здесь, розовых лучей лишенный, я ослеп.
На вечном сумраке мечты живописуя,Коварным Господом я присужден к тоске;Здесь сердце я сварю, как повар, в кипяткеИ сам в груди своей его потом пожру я!