... Кружилась голова. По телу плыло приятное тепло. Тупая боль во всем теле отступила, угасла. Ване стало хорошо и весело.
- Расскажи, Цыганок, как вы ходили на железную дорогу. Страшно было? Ты, наверное, больше всех трусил, а?
- Чего? Я боялся?! - Ваня икнул. - Я мину - р-раз! - и будьте здоровы! Кроме шуток. Я тебе такое скажу, что ты ахнешь!
- Ты лучше расскажи, как первый раз встретился с Неуловимым?
Ваня снова икнул. Ему вдруг неудержимо захотелось рассказать, как они с Федей Механчуком ходили на разведку железнодорожного моста и как его искусала огромная овчарка. А почему и не рассказать? Он сейчас такое выложит, что этот Курт онемеет от удивления!
Ваня уже открыл рот, но в этот момент взгляд его остановился на чьих-то блестящих хромовых сапогах. Сапоги? Вчера эти сапоги били и топтали его на полу. Как раз на этом самом месте, где он сейчас сидит.
- Куда вы пошли после того, как встретились с Неуловимым? - долетел до него голос обер-лейтенанта. - На какую улицу?
Ваня поднял голову.
- Иди сюда. Слышь? - поманил он пальцем внимательно наблюдавшего за ним гитлеровца. - Я тебе чего-то скажу. Кроме шуток.
Обер-лейтенант, улыбаясь, наклонился к Цыганку.
- А этого не хочешь, елки зеленые?! - сунул ему под самый нос кукиш Ваня. - На вот, выкуси!
Курт Вайнерт отшатнулся. Побагровев от ярости, сапогом ударил Ване в лицо.
- Эрих!
Солдат шагнул к Цыганку, широко расставил короткие ноги. Свистнула, рассекая воздух, плеть. Ваня сжал зубы.
Р-раз... два... пять... десять...
- Будешь говорить, ублюдок?! - Обер-лейтенант наклонился над окровавленным Ваней. - Нет? Эрих! Арбайтен!
Снова свистнула плеть.
Обжигающая боль. Ледяные иголки под сердцем. Темнота...
2
Солнечные лучи прорвались в оконце. Заключенные в камере зашевелились, застонали, надрывно закашляли. Кто-то рядом тихо выругался. Ваня с трудом раскрыл опухшие веки, глянул на соседа.
Лицо человека было синее, распухшее. На губах запеклась кровь.
"Наверно, ночью новенького привели, - подумал Цыганок. - А я и не слышал". Пересиливая жгучую боль, сел.
Новенький дернулся всем телом, открыл глаза и... вдруг хрипло засмеялся. Заключенные удивленно переглянулись...
- С какой это ты радости? - спросил кто-то.
- Вспомнил свою ночную встречу с контрразведчиком... Вот послушайте. Привел меня этот лощеный обер-лейтенант в свой кабинет. И началось. Задаст вопрос - и по зубам. Сделает передышку, глотнет коньяку и снова за свое. Смотрю, количество моих зубов катастрофически уменьшается. А обер только во вкус входит. Делаю маневр. "Развяжите мне руки, - говорю. - Согласен сказать вам кое-что интересное". Он повеселел, быстренько распутал веревку, стал напротив меня. Я и говорю ему: "Вы обер-лейтенант, и я старший лейтенант. Где же равноправие? Разрешите и мне приложиться". Не успел он, гад, пасть открыть - я ему как вр-режу! Так он перелетел через стол, ткнулся своей арийской головой в стену. Нокаут. Пока к нему возвращалось сознание, я решил отпраздновать свою победу. Взял бутылку с коньяком, налил стакан и... выпил за здоровье своего довоенного тренера по боксу...
Новенький умолк.
- А дальше что было? - поинтересовался кто-то.
- Дальше было неинтересно. Ворвались солдаты... - Новенький махнул рукой. - А про коньяк я загнул. Непьющий я... Кстати, давайте знакомится. Меня зовут Иваном. Вы не знаете анекдот про Ивана и Гитлера? Тогда слушайте...
Новенький был неунывающим жизнерадостным человеком. Вскоре вся камера знала немало интересных историй из его жизни.
Незаметно разговор перекинулся на военные события. Новенький сразу стал серьезным.
- Если б вы только знали, что теперь делается там! Сталинград для немцев - это начало их конца. Ох, и дали же им там... Так что, как бы там ни было, но все равно наш Иван пройдет с гармошкой по Берлину...
Громыхнула дверь. На пороге появились два автоматчика.
- Новиков, ком!
Новенький поднялся, обтянул гимнастерку. Гитлеровцы набросились на него, завернули назад руки, связали.
- Бокс отменяется, - усмехнулся Новиков. - Мой соперник сдрейфил. Что ж, придется быть тренировочной грушей...
Его притащили в камеру через два часа. Швырнули на пол. Он не двигался.
- Федюк, ком!..
- Григорьев, ком!..
- Кукевич, ком!..
Одного за другим вызывали заключенных. На допросы они шли сами. Назад их тащили по полу.
А за Ваней почему-то не приходили.
"Наверно, меня расстреляют... Таня говорила, что к смерти привыкнуть нельзя... - Ваня посмотрел на зарешеченное оконце. - Елки зеленые, а интересно - убежали Таня с Дарьей Тимофеевной или нет? Хорошо, если убежали. Только тетка Даша не пролезет в то оконце. И она знала это, а все равно помогала мне с Таней... А жить так хочется!.. Немцы, конечно, все обо мне знают. Но хотят, чтобы я выдал своих. Нет ничего страшнее, чем предательство. Так сказал Цапля. Молчать. Молчать до последнего".
Стонали, потерявшие сознание, заключенные. Кто-то бредил, беспрерывно и жалостливо звал мать...
- Дорофеев! Шнэль!
Ваню привели в дежурную комнату. Навстречу, сияя усмешкой, поднялся "товарищ Курт". На лбу у него синела внушительная шишка. "Хорошо же ты врезался после нокаута Ивана!"
- Я сейчас покажу тебе одного человека, и ты сам поймешь, что твое упорное молчание никому не было нужно, - весело сказал офицер.
Курт Вайнерт похлопал Ваню по спине, подвел к соседним дверям. Солдат, стоявший у входа, по знаку обер-лейтенанта приоткрыл их.
Ваня глянул в щель.
На стуле сидел... Федя Механчук.
- Ну, узнал? - шепотом спросил Курт Вайнерт. - Кто это? Как его фамилия?
У Вани пересохло во рту.
- Н-не знаю... - с трудом, заикаясь, произнес он. - Я... я этого дядьку вижу впервые...
- Не знаешь?!
Курт Вайнерт ногой толкнул дверь. Она с визгом раскрылась.
На окаменевшем лице Феди Механчука не шевельнулся ни один мускул.
Обер-лейтенант ребром ладони, словно топором, ударил Ваню по затылку. В глазах Цыганка подскочило к потолку и медленно опустилось на прежнее место черное окно.
- За что вы меня бьете! - закричал Ваня и, чтобы не упасть, оперся рукой о стену. - Этот ваш тайный агент нарочно на меня наговаривает! Никаких подпольщиков я не знаю!..
Обер-лейтенант что-то гаркнул. Солдат схватил Цыганка за левую руку, сунул ее пальцы в щель между дверью и косяком. Курт Вайнерт нажал на дверь.
- Узнаешь его? Н-ну?
- А-а-а-а!
Из пальцев Цыганка брызнула кровь.
3
Яркий свет месяца лег на пол решетчатым желтым пятном. По нему ползла тень от ветвей дерева, которое росло где-то там, на улице. Ваня закрыл глаза. Огнем горели пальцы. Казалось, словно кто-то держал их в кипятке.
"Как попал сюда Федя? Неужели вся организация провалилась? А как он посмотрел на меня!"
Ваня то засыпал, то снова просыпался, вскрикивал от острой боли, которая электрическим током била в кончики пальцев, если он, неосторожно повернувшись, дотрагивался до чего-нибудь рукой.
Под утро ему приснилась скворечня на старой груше, которая росла за бабушкиным сараем. Зловеще надвигались со всех сторон черные тучи. Вдруг из них вылетел скворец и, широко раскрыв клюв, сел на скворечню. Замахал крыльями, подпрыгнул, неожиданно превратился в "товарища Курта". Ловя клубящиеся тучи огромными руками, он беззвучно захохотал. Взмыл вверх, плавно опустился на скворечню и, поудобней усевшись на ней, спросил: "Ты хочешь жить?" Не дождавшись ответа, заскрежетал зубами и прыгнул со скворечни на Ваню.
От ужаса Цыганок содрогнулся и открыл глаза.
В тот же момент открылась дверь.
- Дорофеев! Выходи с манатками!
Камера затихла. Каждый из заключенных знал, что означает эта команда. Ваня выпрямился, обвел всех прощальным взглядом.
- Прощайте...
Заключенные в суровом молчании, словно повинуясь чьей-то команде, поднялись. Один из них шагнул к Ване, обнял за плечи.