И тут я подскочил на диване. Потом сел и уставился на рухлядь. От нее, едва-едва шевелясь, отползала пиявка. Откуда она взялась?
Пиявка ползла, а я глядел на нее и недоумевал. В доме ей быть незачем. Я принести ее с собой не мог, сама она приползти тоже не могла. Как же так?
Я долго ломал голову, а пиявка все ползла. Не придумав ничего по-настоящему разумного, я решил выпить водки. Выпив и посидев еще немного в размышлении, я пришел к наиболее естественному выводу: это я принес ее с реки, хотя и непонятно как. В комнате уже было совсем темно, я зажег свечу и увидел, что из-под моего дивана выползает еще одна пиявка.
Под диваном их больше не было. Обследовав мастерскую, я нашел еще трех. Столько я при всем желании не мог принести. На какое-то мгновение мне стало нехорошо. Сами они приползти ни в коем случае не могли. Оставалось одно: кто-то их подбросил… но зачем? Пошутить? — Не очень понятная шутка. Дать мне упражнение для мозгов? — Но я здесь никого не знаю. С какой бы стати шутить надо мной. Да и как проник сюда веселый незнакомец? Я вспомнил, что утром, заперев дверь, по привычке положил ключи в карман и уже в лодке спохватился. Ключи весь день были со мной, значит, через дверь войти не могли. Да к тому же на пыльном полу остались бы следы… Я внимательно обошел обе комнаты, но никаких следов, кроме своих, не обнаружил.
«Из-за чего ты всполошился?.. — уговаривал я сам себя, расхаживая по комнатам и осматривая полы, стены, потолки. — Потолки-то тебе на что, а? Не бывает там пиявок. И вообще, — что тебе пиявки? Гори они синим пламенем, что за горе такое!..» Но уговорить никак не мог, мне почему-то казалось важным разрешить эту вздорную загадку.
Следов не было. Оставалось одно, еще более невероятное предположение: их забросили через окно. Сознавая смехотворность своих изысков, по не умея переломить себя, я начал осматривать окна. Все они были закрыты на шпингалеты. Осмотрев последнее, я облокотился на подоконник и задумался. Во всем этом было что-то странное. Но что?
За окном потемнело; словно что-то темное обволокло стекло. Я всмотрелся в темноту, и мне показалось, что оттуда на меня кто-то глядит. Тотчас же погасла свеча в руке. Я, как кошка, отпрыгнул от окна и чуть было не закричал. Сердце тяжело бухало в груди: бух, бух. Я вернулся в спальню и рухнул на диван. Как только отзвенели, успокаиваясь, пружины, послышался громкий и четкий стук в дверь.
Признаюсь, тогда мое недоверие к местным легендам сильно поколебалось. Я мгновенно вспомнил все туманные толки Григория об этом доме, и тогда они не показались мне совсем лишенными смысла: мой испуг придал им стройность и связность. Стук повторился, и я, вновь затеплив свечу, пошел к двери, намереваясь разом разрешить все свои страхи.
В сенях стояла женщина. Невысокая, молодая и довольно привлекательная. В лунном свете лицо ее показалось мне несколько бледным, но эта бледность шла женщине. Я посторонился, пропуская ее.
— Я здесь жила, — сказала женщина.
— Так вы хозяйка? — воскликнул я.
— Да. Я добрая знакомая Дмитрия Алексеевича, а в настоящий момент — хозяйка этого дома. А кто вы? Что вы делаете здесь?
Я объяснил свои обстоятельства. Мы разговорились. Мне кажется, я убедил ее в том, что являюсь порядочным человеком. Во всяком случае, к вопросу об уместности моего присутствия в чужом доме хозяйка больше не возвращалась.
— Я иногда приезжаю сюда, — сказала она. — У меня есть здесь кое-какие дела. Чудный дом, чудное место и, пока жив был Дмитрий Алексеевич, здесь было прекрасно. Но, когда он… Теперь я живу в городе и, когда позволяет время, приезжаю сюда. Но, к сожалению, приезжаю редко. Однако странно, что вы оказались здесь. Вам ничего не говорили об этом доме?
— Говорили, — признался я, — но я почти ничего не понял. Кроме того, что аборигены не любят этот дом.
— Да, не любят. И Дмитрий Алексеевич это знал. Но что он мог поделать? Чужой для них человек, иного духа, иных стремлений. Не так живет, не так работает. Зла он, конечно, никому не делал, а как-то не сошелся сразу с местными, да и все. А как человек живет сам по себе, то, сами знаете, сразу и толки о нем ползут. Худые, естественно… Да еще и место для дома он выбрал, надо признать, неосмотрительно. Тут когда-то кузня Цыгана была, а он у них кем-то вроде колдуна числился. Ну, и на Дмитрия Алексеевича по наследству перешло. А потом и на меня, наверное…
— А Цыганский Рубль — это что?
— Вам и про него рассказали? Это не рубль, это вещица такая, вроде талисмана, что ли. Это его Дмитрий Алексеевич цыганским рублем назвал. Странно, что он тоже придавал ему какое-то значение. Впрочем, под конец жизни он вообще стал немного странен. Он когда приехал сюда, ему врачи два года жизни отпустили. Он решил сменить обстановку и прожил три. Воздух здесь хороший… Но все-таки он был обречен и знал это. И вот, к концу затосковал, попивать стал. Злился без особых причин, подозрительным сделался. Этот рубль несчастный от меня прятал и перепрятывал. Как будто он мне нужен…