Алексей проследил за его рукой и нервно сглотнул, жадно вглядываясь в девичий силуэт.
Мария стояла к нему спиной и о чем-то разговаривала с вихрастым парнем. Тот держал в руках исписанный лист и тыкал в него пальцем, что-то объясняя. На этот раз девушка была одета в короткий полушубок, отороченный мехом. Из-под него виднелось длинное серое платье, волосы убраны под шаль.
– Это и есть твоя невеста, барин? – Игнат недоверчиво хмыкнул. – Монахиня какая-то, а не генеральская дочка.
– Да она это. Не сомневайтесь, – напомнил о своем присутствии работяга. Наклонился и, кряхтя, взвалил на плечо бревно. – Некогда мне с вами лясы точить, господа хорошие. Уж извиняйте. Работать надо.
Некоторое время Алексей стоял неподвижно, боясь окликнуть ту, что являлась к нему каждую ночь во снах, чей запах он помнил и сейчас: жасмин и едва уловимый сладковатый запах кожи – не духи, которыми было модно теперь обливаться, а естественный аромат, который хочется вдыхать снова и снова.
– Слышь, барин? Ты пока истуканом прикидываешься, я пойду свечку запалю.
– Стой, Игнат, я с тобой! – крикнул Алексей в спину удаляющемуся ямщику, не решаясь признаться даже самому себе, что до дрожи в коленях боится подойти к Марии.
В церкви было тепло, пахло воском и ладаном. Шаги гулким эхом разлетались под сводами. Святые с икон смотрели строго, но не зло. Игнат перекрестился и посмотрел на Алексея. Тот неуклюже повторил его действия, потому как до сего дня не молился никогда. Хотя матушка и была верующей, но Алексея в основном воспитывал отец, считавший, что самое важное для мужчины – уметь защитить себя и своих близких. А лоб перед иконами разбивать – какой в том прок?
Игнат усмехнулся, но говорить ничего не стал.
Навстречу им вышел высокий бледный мужчина с блестящими черными глазами. Он был облачен в рясу священника, на груди висел массивный серебряный крест.
– Здравствуй, батюшка, – первым начал Игнат, – дозволишь помолиться? А то смотрю, пустует обитель. Может, не рады здесь гостям?
– И вам здравия, добрые люди. Храм Божий открыт для каждого. У нас тут стройка вовсю идет, вот народ и не спешит пока. Как только монастырь возведем, даст Бог к лету, так и прихожане пойдут. А вы к нам какими судьбами? Вижу, не сухаревские, а, кроме усадьбы Русаловых, поблизости и нет ничего.
– А правда, что Русалов дочку замуж выдает? – Игнат не мог скрыть своего любопытства.
– Откуда такие слухи пошли?
– Да вот, работники ваши сообщили. – Он никак не унимался, и Алексей с трудом подавил в себе желание отправить его на улицу.
– Сплетни это. – Священник махнул рукой. – Вы помолиться хотели. Я мешать не буду, выйду на воздух, погода стоит хорошая, мороз вроде спал.
– Странный он какой-то, – заговорщицки пробормотал Игнат, как только за священником закрылась дверь, – глазищи видал какие черные? Как у цыгана какого-то.
– Ты лучше за своим языком следи, а не за чужими глазищами. Как там говорится, не суди, да не судим будешь? Правильно?
– Правильно, барин. – Игнат, кажется, обиделся и сразу перевел тему: – Ты за здоровье если просить хочешь, то вон, к Пантелеймону ступай.
– А если не о здоровье? – Алексей взглянул на скорбный лик святого.
– Будет здоровье, остальное приложится, – философски заявил Игнат.
– Может, я о любви просить хочу?
– Тогда это к Петру и Февронье, только нету здесь их иконы. Проси своими словами, барин, у всех святых и Спасителя.
Никогда Алексей не обращался к Богу, а вот теперь решил, что не от кого больше помощи ждать. Говорят, он всемогущ и справедлив.
Вспомнив, как крестился давеча Игнат, Алексей тоже осенил себя знамением. По телу пробежала едва ощутимая дрожь, и где-то в груди защемило. Сердцу вдруг стало горячо. Алексей вспомнил, что в левом кармане у него лежит ожерелье Марьи. Пальцы нащупали металл и потянули. Рубины вспыхнули яркими огнями, отражая блики свечей.
Сжав украшение в кулаке, он мысленно стал просить святых о помощи. Может, они смягчат сердце юной Марии Русаловой, и она не откажет ему.
Массивная дверь за спиной едва слышно скрипнула, впуская вместе с холодом звонкий девичий голос, от которого стали ватными колени.