– Да ладно тебе! – осадил его Кир. – Ну, видения у барышни. В девятнадцатом веке это было нормальным! Читай дальше, Федь.
– Не-не-не! – Макс посмотрел на Федора. – Ты что, не понял, что прочитал? Все вы не поняли? – Он оглядел друзей и выпалил: – Она увидела нашего Федю! А он видел ее! Как такое возможно?
– В смысле увидела? – Федор нахмурился. – Этот дневник был написан в конце девятнадцатого века! Сто лет назад! Как она могла меня тогда увидеть?
– Честно? Не знаю! – Макс вскочил и, потоптавшись на маленьком пятачке комнатки, снова сел. – Но ты перечитай заново! Клетчатая яркая рубашка и голубые джинсы!
Он указал на Федю, и все уставились на него, как будто только сейчас увидели красную в черную клетку рубашку и застиранные светло-голубые джинсы.
– Может быть, здесь для ваших душ есть какой-то портал? – заговорил Петр. – Или именно здесь она увидела то, что произошло спустя сто лет?
– Ладно, дело ясное, что дело темное! – хмыкнул Макс и разрешил: – Читай дальше.
Федор поворошил волосы и уткнулся в текст. Разбирать написанное было трудно. Буквы то стирались до едва различимых черточек, то жирной вязью сливались в темное пятно.
«– Силантий Матвеевич, – заохала нянька, как только мы переступили порог поместья, – что же это творится такое? Алешенька криком заходится, а этому хоть бы хны.
Женщина в сердцах топнула ногой и указала пальцем на потолок:
– Как вы уехали, к нему сразу товарищ прибыл. Они взяли вина в погребе и в комнате заперлись. Я стучала, а меня к черту послали и сказали, что если я Лешеньку не успокою, он сам этого – она запнулась, не решаясь произнести, – «этого ублюдка пристрелит». Простите, Силантий Матвеевич, ни словечка от себя не добавила. А Евгений ваш сущий черт. Можете прогнать меня, да только плохой он человек.
Марья, охнув, кинулась в детскую, а я, стиснув зубы, направился к лестнице. Ну все! Пришло время избавиться от гнилого семени и семейство мое освободить!
Нянька то ругалась, то охала да крестилась, но следовала за мной по пятам.
Я не понял, как взлетел по лестнице (куда подагра делась?) и забарабанил в дверь:
– Открывай!
Голоса и смех стихли, и на какое-то время за дверью воцарилась тишина. Потом дверь приоткрылась, и в щелке показался мутный, подслеповато щурившийся глаз зятя. Видимо, не сразу сообразив, кто перед ним стоит, он заплетающимся языком приказал мне:
– Пошла вон, курва! И прикажи Катьке приготовить мне и моему дорогому другу жаркое. Да побыстрее!
Этого я стерпеть не смог. Толкнув дверь так, что Евгений отлетел на приличное расстояние и распластался на полу, я вошел в комнату и огляделся. На столе остатки еды и недопитая бутылка вина. Три пустых уже стояли под столом. На полу разбросаны вещи. На широкой кровати – игривый беспорядок, что странно, так как в гостях у него был парень, правда, одетый лишь в галифе. Но если судить по висевшему на стуле кителю – кадет.
Зятек тоже был одет весьма фривольно. А точнее сказать, на нем были одни лишь подштанники. Помотав головой, он поднялся и, покачиваясь, направился ко мне.
– Смотри, милый, мой тесть приехал. Сейчас будет орать и топать ногами, защищая свою потаскуху-дочь. Да только мне уже плевать! Скоро все здесь будет моим! Нашим! Еще чуть-чуть и…
– Срам-то какой, – возмутилась нянька, и по лестнице застучали ее башмаки.
– Как ты посмел?! – Уже ничего не соображая, стремясь только избавиться от душащего меня гнева, я схватил его за тонкую шею и ударил носом о стену. Евгений заверещал и попытался вырваться. Но во мне уже разгорелся вулкан, и я не мог остановиться. Я наносил удары один за одним, пока не почувствовал, что на моем локте кто-то повис, а потом… укусил. Не от боли, а от удивления я выпустил еле живого Евгения, резко повернулся и уставился в глаза кадета».
– Ух ты ж, ежик! – восхитился Кир. – Как у них в девятнадцатом веке все было запутано-о-о…
– Теперь я понимаю Марью, – хмыкнул Петр. – Не зря она предпочла жизнь в монастыре. Куда подальше, лишь бы не с таким клоуном под одной крышей!
– Что там дальше было? – Макс под шумок сжевал уже почти все булочки. – Убил Русалов своего зятька?
– Вряд ли. Такие гниды не дохнут. – Федя пролистнул несколько испорченных временем страниц. – Но теперь я кое-что начинаю понимать…