Всю ночь мы стояли по тревоге. К трем утра, когда нас все же не вызвали для ночного штурма, я пошел спать. Еще одна волшебная таблеточка, и заснул.
К следующему утру 101-я отбила орудие — при значительной помощи наших ганшипов.
Утром же прибыл капитан Джон Найвен и сказал, что нам с ним надо лететь. Мы должны были доставить боеприпасы окруженной роте.
Найвен вполне по-приятельски сказал, что я летаю лучше, чем он. Как командир экипажа, он решил заняться радиопереговорами и предоставил мне пилотирование. Нашим первым пунктом назначения был штаб окруженной роты в лагере 101-й дивизии. Мы приземлились, получили точные координаты и стали ждать. Рота была под огнем, слишком плотным, чтобы мы могли пробиться. Приземлившись рядом с маленьким стрельбищем, рядом с проволочным заграждением и минным полем, мы заглушили двигатель.
В полдень мы все еще ждали. Из соседней палатки по радио доносился голос командира роты, «Дельта-6». У него осталось семь человек, остальные тридцать три были либо убиты, либо ранены. Звучало все скверно — он перечислял имена людей, о которых точно знал, что они убиты, но вновь и вновь повторял: «Для вертолета слишком жарко, наверное, придется подождать до темноты».
Наслушавшись всего этого, я забрел в палатку и добыл у сержанта ящик патронов сорок пятого калибра. Пять сотен я взял с собой на стрельбище и провел остаток дня, выпуская сотни пуль по пивным банкам. К трем часам я сам поражался своей меткости. Я регулярно попадал в банки с сотни ярдов. К четырем часам ко мне присоединились несколько сапог; я одолжил у одного М16 и расстрелял несколько магазинов. Другой сапог дал мне попытать счастья с гранатометом М79. Стреляя, я успокаивался. До меня дошло, как мне было нужно пострелять. Во что угодно.
Когда я в очередной раз разносил банку, из палатки вышел Найвен:
— Попробуем, — сказал он.
Я вложил в кобуру горячий «сорок пятый» и пошел к вертолету.
— Наверное, взлетать буду я, — сказал Найвен. — Тренировка мне не помешает.
— Запросто, валяй.
В вертолет, забитый патронными ящиками, забрались двое сапог.
Найвен запустился и проверил мощность в висении. Оказалось, что висеть мы можем едва-едва. Он опустил нос чуть-чуть слишком сильно и взлетел в сторону концертины. К сожалению, для тангажа, который он взял на взлете, машина была слишком тяжела и не поднималась. Проходя над минным полем, мы почувствовали, как нас что-то дернуло. Выглянув из окна, я увидел, что за полозья зацепилась колючая проволока, которая тащится за нами, путаясь в остальном заграждении.
— Проволока! — заорал я.
Он все понял одновременно с моим криком и тут же выровнял вертолет. То, что он сделал дальше, совершенно застало меня врасплох. Вместо того, чтобы зависнуть над минным полем и сдать назад, он опустил машину на землю. Я приподнялся на сиденье, врезавшись в ремни и сжался в ожидании взрыва.
Найвен забыл, что периметр минирован. И вспомнил, как только мы опустились. Я глянул на него. В лучах солнца, бившего сквозь плексиглас, сверкали капли пота, катившиеся по его лицу. Выглядел он таким же напуганным, как я себя чувствовал. Взрыва не было.
Сапоги сказали, чтобы мы оставались на месте. Те, кто знал расположение мин, осторожно ступая, подошли с ножницами и обрезали проволоку.
Найвен был так потрясен, что отдал мне управление.
Приблизившись к окруженной роте, мы увидели, как ганшипы работают по склону обращенного к ней холма. Их усилия были тщетны из-за очень глубокой и плотной растительности. Сама рота находилась под зеленым пологом высотой в семьдесят пять футов.
— «Искатель», слишком жарко. Ждите до темноты, — вызвал нас «Дельта-6».
— Вас понял, — отозвался Найвен.
Мы со злостью повернули обратно. Наше напряжение достигло пика. Я вновь оглядел место и не нашел способа выполнить безопасный заход. Роту прижали на низком бугре, окруженном возвышенностями. Если АСВ все еще там, то на своем возвращении мы превратимся в идеальную мишень.
Я вновь приземлился у штаба роты и заглушил двигатель. До темноты оставалось еще два часа. Мы поели и вновь стали ждать.
Когда мы взлетели, луны не было. Небо было очень темным. После десяти минут полета по долине я отключил огни и начал снижаться. По мере снижения над нами поднимались верхушки гор, более темные, чем небо. Я использовал контуры долины и холмов, которые выучил за две недели полетов. Даже в самую темную ночь при полете на малой высоте можно различить контур земли. Даже без луны. Даже если сплошная облачность. Вам всегда хватит подсказок, на основе которых вы создадите единый образ. Я научился не бросать прямой взгляд на то, что хочу увидеть, а применять боковое зрение.