Когда прибежала помощница, Дана уже ничего не понимала. Ожог даже не бледнел, зиял десятисантиметровой не очень широкой линией. На её руку выливали огромное количество зелий, Дана шипела и чуть ли не материлась во весь голос. Дергалась немного, но мадам Помфри пригрозила её связать, и пришлось утихомирить пыл. Сжимая зубы, когтевранка прикрыла глаза, не желая смотреть на ожог. Дана внезапно почувствовала, как касается неровных краев что-то шипящее и очень горячее. Отключаясь от боли, девушка услышала лишь свой короткий вскрик. А затем — темнота.
Она даже не поняла, когда темнота закончилась. В ушах, сквозь невыносимый звон, проскользнули чьи-то тихие голоса. Мозг отказывался складывать буквы в слова, а глаза открываться. Жмурясь, Дана судорожно вдохнула воздух и зашевелила губами. По ощущениям, по руке протопталась стая гиппогрифов, и она слишком отвыкла от мира, чтобы в нем как-то функционировать.
— Очнулась! — послышался чей-то знакомый крик, а следом и копошения. Наконец распахнув глаза, Дана увидела стоящую над ней однокурсницу и мадам Помфри.
— А какой сегодня день? — она сначала даже не поверила, что это её голос. Он казался незнакомым, неживым.
— Последняя среда на неделе, — усмехнулась мадам Помфри. — Ты просто проспала одну ночь, ничего критичного, — она улыбнулась, параллельно взмахивая палочкой. — Мы подержим тебя в больничном крыле ещё немного, чтобы понять, какую реакцию даёт зелье с кожей, и исключить возможные опасности. Потом будешь приходить лишь на перевязку, и всё будет отлично.
Дана лишь на секунду прикрыла глаза, будто бы соглашаясь. Да и выбора особо не было: жалко только пропущенную практику по ЗОТИ. Она любила предмет, дуэли, особенно разрешённые и одобренные преподавателями, ещё больше. Видимо, за время, проведённое в крыле, она будет писать эссе и досдавать долги. Другого пути не было.
— Ладно, я побежала, пообедать тоже хочется, — однокурсница улыбнулась, махнула на прощание и скрылась за дверью. — Потом занесу тебе сумку и конспекты.
— Сейчас обеденный перерыв? — Дана вскинула бровь. Мадам Помфри сосредоточенно кивнула, а затем помогла ей усесться в кровати и принесла поднос с едой.
Что делать сейчас, девушка понимала плохо. Поесть — понятно, а дальше? Ждать, пока ей принесут сумку с конспектами и письменными принадлежностями, было долго. Просить у мадам Помфри или ее помощниц? Неловко, конечно, но придётся.
И она совсем забыла, что помимо Помфри и молоденькой помощницы у больничного крыла есть третий обитатель.
Женя вошёл в больничное крыло как к себе домой. Хотя Дана думала, что тёплых чувств к этому месту он питает побольше, чем к спальне в башне Гриффиндора. Гонг, оповещающий о конце обеденного перерыва, ещё не прозвенел, а это значит, что Семененко сбежал из Большого Зала. Даже интересно, есть ли у него следующая пара, или он прогуливает?
— Как к себе домой ходишь? — Женя затормозил, когда увидел неё койку, и непонятливо вскинул брови.
— Я бы с радостью от этого уклонилась, — она пожала плечами и попыталась одной рукой переставить поднос с ног на прикроватную тумбочку. Женя, заметив нещадные попытки, закатил глаза, вытащил палочку и подхватил поднос обычной невербальной Левиосой.
— А на этот раз что? — он уже хотел было сесть на соседнюю кровать, но в последний момент развернулся и скрылся за ширмой. И прикрикнул, даже не боясь получить за то, что потревожил пациентов: — Хотя нет, погоди, сам посмотрю, — Женя вышел, поправляя на плечах вместо мантии халат и прошептал какое-то заклинание, обведя круг кончиком палочки.
Дана весело хмыкнула и склонила голову.
— Ожог, — пояснила она. Женя кивнул, мол, так и думал, и приземлился на стоявшую рядом койку.
— Зельеварение? — он заинтересованно уставился на руку, лежащую поверх одеяла. Дана угукнула. — Ну ты даёшь. Который раз за месяц сюда попадаешь?
— Не первый точно, — девушка слабо улыбнулась. — А ты почему здесь постоянно? И не в роли пациента вдобавок?
Женя неопределённо повёл плечами.
— Практикуюсь, — ответил сухо, коротко. Дана даже поёжилась немного. Она совсем не понимала, как относится к Жене. Знала гораздо больше, чем показывала, могла узнать дополнительно, но предпочитала молчать об источниках информации.
Женя вызывал смешанные чувства. Сидел здесь, сосредоточенно водил палочкой над забинтованной рукой. Дана тщетно говорила себе «нет», пытаясь заглушить резко возникнувшее желание растрепать парню волосы, да так, чтобы вихры торчком стояли. Глушила до последнего, пока неосознанно не попыталась поднять левую руку. Она прикусила губу, пытаясь совладать с болью: бинты свезли тонкую корочку, возникшую стараниями мадам Помфри.
— Ты в порядке? — Женя разогнулся и убрал палочку.
— А должна быть нет? — Дана горько усмехнулась. — Максимум грустно, что придётся писать кучу эссе из-за пропусков. И не играть в квиддич ближайший месяц явно.
Парень понимающе хмыкнул.
— Не самое худшее, что могло произойти на зельеварении, — он подмигнул. — У нас Сашка однажды взрыв устроила, в больничном крыле человека четыре точно валялись, — Женя немного приподнял уголки губ. Его обычно пронзительный взгляд слегка затуманился, будто он не здесь сейчас, а Дана замерла. Страшно было спугнуть мгновение, когда Женя не такой, как обычно.
И она бы могла дальше продолжить залипать, как Женя одними глазами смеётся нахлынувшим воспоминаниям, как кончиками пальцев перетирает край халата, как светится незаметно. Только он сам прервал странное, но тёплое молчание, возникшее между ними.
— Чего еще интересного расскажешь, когтевранка-пятикурсница? — Семененко улыбнулся, завёл руки чуть за себя и оперся на них.
— Охотница команды по квиддичу, — Дана криво улыбнулась. — Левша во всем, кроме письма, — Женя протянул сочувствующее «У-у-у». — И у меня, судя по всему, хронический травматизм.
— Это нормально, — пожал плечами Женя. — Можем оформить тебе эту койку как постоянную, — Дана скептично фыркнула, а он рассмеялся. — А что? Тебе ещё два с половиной года доучиваться, мадам Помфри знать будет, куда тебя класть.
— А ты? — Дана вскинула брови и прикусила язык, понимая, что несёт. Женя для неё никто, незнакомый человек, просто гриффиндорец, не имела она права допрашивать.
— А я выпускаясь через полгода, — и улыбнулся грустно, поднимаясь. — Зови, если что, — он кивнул и ушёл вглубь больничного крыла, за ширму вдали.
Дана лишь поджала губы и отвернула голову к двери.
***
Женя не знал, что чувствовал, когда Дану выписывали. Он краем ухом слышал время, в которое девушке нужно приходить бинтовать руку, наизусть помнил расписание пар и уже мысленно составил новое время своих дежурств в больничном крыле.
Но до сих пор не хотел ходить на игры.
Ему действительно проще видеть только последствия этих игр: переломанных мальчишек и девчонок, чем сидеть на трибунах дежурным, и смотреть, как происходит момент травмы. Знать такое важно для будущего колдомедика, но Женя не мог себя пересилить. Ему было приятно общаться с Даной. Она не умела шутить, но умела делать хорошую мину при плохой игре. Дану всё в своей жизни устраивало, она светилась, и Женя чувствовал это всем, что находились внутри. И сердцем, которое перехватывало, стоит заметить когтевранку в очередном бинте, лёгкими, в которых заканчивался воздух, стоит ей улыбнуться легко и беззаботно несмотря на тяжесть травмы, и животом, в котором, на удивление, не летали бабочки. И хорошо, что тревожности при виде Даны у него не возникает.
Они же в любом случае только знакомые.
Женя вздохнул. За окном опять кричали, скандировали названия факультетов, ярко палило солнце, а он сидел в уголке больничного крыла за справочником по анатомии и переписывал названия органов на латыни. Всё-таки, из латинского пошли не только заклинания, и знать анатомию на устаревшем языке стоило. Кто знает, как обучают в Мунго? Пригодится, в общем-то.
Он немного качнулся на стуле, выглядывая из-за ширмы, осмотрел пустое больничное крыло и вернулся к двери подсобки, где обычно сидела в свободное время мадам Помфри и перебирала документы или травы. Женя поднялся, тихо кряхтя, и через считанные секунды оказался у коричневой двери. Приоткрыв её, он заглянул в помещение, чихнул и протиснулся внутрь окончательно.