Мадам Помфри сидела за столом, в перчатках перебирала травы. Женя облокотился на ближайшую стену, с интересом рассматривая, как ловкие пальцы отрезают корешки, раскидывают по разным баночкам, время от времени хватают палочку и колдуют над растениями.
Взгляд постепенно расплывался, в голову заползали всё новые мысли. Перед лицом почему-то картина, как чужие длинные пальцы со скуки вертят ручку, вместо того, чтобы писать эссе по пропущенной теме, а не работающая мадам Помфри.
И Женя хотел бы избавиться от этого, забыть, убежать, но ему не подвластно подсознание, раз за разом убеждающее его в своих чувствах.
— Опять не на игре? — Женя вздрогнул. Слишком уж резко из транса вывел его смешливый голос волшебницы.
— Как будто вы сомневались, что я туда не пойду, — он прищурил глаза, тепло усмехаясь. Мадам Помфри Женя уважал. Любил как самую лучшую наставницу, что могла ему выпасть. Видимо, в детстве бабушку через дорогу перевёл, раз сейчас ему так удача улыбалась.
— Черт тебя знает, — она весело усмехнулась, не отрываясь от — Женя с точностью определил — полыни. — Ну, и тот же черт знает пятикурсницу-когтевранку.
Женя себя не понимал. Ни своих чувств внутри, ни того, что в районе щёк резко потеплело. Ощущал себя привороженным намертво и отрицал до последнего.
— Vos can ‘t, ut cor tuum aa, — загадочно добавила мадам Помфри и наконец встала, стягивая с рук перчатки.
— Cor — сердце, — еле шевеля губами продолжил Женя. Женщина успела обогнуть его и пройти к полке, заполненной кучей стаканчиков. Он в немом отчаянии обернулся. — Что-то связанное с сердцем?
— Сердцу не прикажешь, позорник, — улыбнулась она, разворачиваясь и давая парню легкий щелбан. — Иди латынь учи!
Женя угрюмо кивнул и выскользнул из подсобки также тихо, как и зашёл.
Только латынь не шла абсолютно. Женя писал строчку и забывался в просторах своего сознания. Дана лишь незнакомая ему когтевранка-пятикурсница.
А что он о ней знает?
Саша говорила, что она хороший игрок. Что бьет метко. Что её тактику легче угадать, чем у остальных когтевранцев, но работает она ловчее.
Андрей говорил, что она милашка. Что любит саркастично шутить. Что отмалчивается на собраниях команды факультета, но может резко выдать идею и поставить точку в улучшении тактики.
Женя сам себе говорил, что она сильная. Неаккуратная. С вечно обветренными губами, ветром в голове и вокруг себя. Полукровка с непонятной родословной. И что она совершенно ему не подходит. Потому что это он, Женя, перфекционист до мозга костей, на которого равнялась половина Хогвартса.
Встряхнув головой, парень со вздохом закрыл справочник и потёр лицо ладонями. Отвлекаться нельзя ни в коем случае. Но он продолжал это делать вновь и вновь.
Дверь в больничное крыло распахнулась. Женя немного отодвинул стул назад и из-за ширмы прищурился, чтобы посмотреть, кто опять сломал себе ногу-руку, нечаянно пролил зелье или вообще просунул голову в пасть какой-нибудь мантикоре, забредя в Запретный лес. Разумеется, случайно. И Женя замер, увидев, как у входа аккуратно сложила метлу Дана, а затем столкнулась с ним взглядом и направилась прямо к ширме. Он сглотнул. В любом случае, вроде целая, конечности не оторваны, и на том спасибо.
— Привет, — буднично усмехнулась она, схватила ближайший стул, подтаскивая его поближе к столу, и уселась с важным видом.
Женя вздохнул и вновь открыл анатомию. Он избегал любого контакта с Даной, которая, как назло, села близко, смотрела пристально, дышала размеренно, будто по команде. Словно и не отыграла только что матч.
— Не травмировалась? — на всякий случай уточнил он. Дана помотала головой и легла на стол, немного задев край учебника. Женя поморщился и аккуратно потянул книгу на себя. И опять, опять, опять что-то набатом стучало внутри.
— Просто поболтать, — она легко пожала плечами и прикрыла глаза. Женя ещё раз вздохнул, сдерживая идиотский порыв заправить за ухо упавшую на глаза прядку. — Даже не спросишь, кто выиграл?
— Не интересуюсь квиддичем, — он пожал плечами. — Вообще.
— Совсем-совсем? — Дана приподнялась, выглядывая из кольца рук. — У тебя же друг капитан команды. Не твоего факультета, но сам факт…
— Совсем, — парень грустно улыбнулся и перевернул страницу книги. — И не понимаю, что он нашёл в квиддиче, — и прикусил язык, понимая, что ляпнул. Дана же тоже играет, играет хорошо, играет и это дело любит. Дурак. И в голову повернул в другую сторону, в окно смотрел, не на неё.
— Разве это не мечта — парить как птица? — она грустно улыбнулась и откинулась на спинку стула, из-под ресниц пытаясь поймать взгляд Жени, бесстыдно скользя по нему своими почти чёрными глазами. Он сдерживал себя, как мог, не поворачивал головы, напряжённо уткнулся в листы.
— А вдруг у тебя анимагической формой окажется какая-нибудь сова? — буркнул еле слышно и вцепился в ручку.
— Отсылки к моим вечным опозданием? — Женя, честно говоря, даже не знал, насколько часто она опаздывает. Увернуться, когда в неё летит бладжер, опаздывает, видимо. И с опозданием до неё доходит все: просто так поболтать во всеми в ненавистное больничное крыло не приходят.
— Ну вправду, Дан, это же так опасно, — он передернул плечами. Смотреть на Дану не хотелось. В груди возрастало ощущение, что стоит хоть немного повернуться в её сторону, она одним жестом пригвоздит его к месту. Да так, что и не сдвинешься потом, как ни пытайся.
— А кто сказал, что небо безопасно? Я, когда маленькая была, действительно очень хотела летать. Как птица, — в голосе проскользнула явная ностальгия. Женя слишком четко уловил это состояние и дорисовывал картинку у себя в голове. Вот Дана сцепила руки в замок на коленях, вот голову наклонила, опять его изучая, пожирая каждую мелочь, вот губы пересохшие облизнула и выдохнула. Он дёрнулся: слишком материальными оказались мысли. Нельзя, нельзя.
— Да что романтичного в птичках? — Женя вздохнул и повернулся, сталкиваясь с внимательными глазами. Чёртова когтевранка, чёртов квиддич, чёртова анатомия. — Лети уже к себе в башню.
Дана встала, точно вспорхнула. Да птичка и есть. Воробушек нахохленный. Пытается тут успеть, там успеть, суетится вечно. Не подходит она ему, хоть убей. Женя мечтал, что влюбится однажды, и как рыцарь на белом коне будет спасать даму от дракона. Но разве эту нужно от кого-то спасать? Самого себя от неё надо. Самого себя.
Он очнулся, когда негромко хлопнула дверь. Пора прекращать бессмысленные погружения в себя и свои мысли. Не такие, нерациональные. Не поддающиеся законам физики, электродинамики и медицины. Слова это он услышал ещё давно на магловедении, но почему-то только сейчас понял всю глубину смысла. Что чувства объяснениям не поддаются.
Но на следующий матч, спустя три недели, Женя, на удивление, пошёл. И если дело было бы только в заболевшей помощницы мадам Помфри, ему стало бы проще. Но в голове приходилось постоянно твердить, что это всё равно не ради Даны. Ведь не Когтевран даже сегодня играл, а его родной — да? — Гриффиндор и Слизерин. Как бы восклицали фанаты Хогвартского квиддича: «Игра года!»
Жене, честно, ни жарко, ни холодно от этой игры. Это Сашка регулярно на занятиях что-то активно чертила — он сомневался, что это было что-то по истории магии, — и бурно жестикулировала, по пути в Большой Зал рассказывая новую тактику. Парень слушал ее вполуха, изредка вставлял свои комментарии и кивал, в мыслях находясь далеко от их разговора.
Кутаясь в пальто, Женя сидел на преподавательской трибуне и время от времени пристально следил за игрой. Не из интереса; чтобы никто из игроков не сильно покалечился. Профессора на него смотрели вполне благосклонно, и ему было даже приятно. Значит, знали, понимали и страховали. Семикурсника одного на спасение жизней не отправили бы, Женя был уверен и время от времени ускользал взглядом к когтевранской трибуне, где активно прыгала со слизеринским шарфом темноволосая пятикурсница.